Великие перемены - Герберт Розендорфер

И так далее. Я могу тебе сказать одно: я еще не решил, нужно ли презирать эту связь всех большеносых дел через Особый Ящик или следует ею восхищаться?

Ты можешь представить себе это приблизительно следующим образом. Тебе, конечно, известны те маленькие счетные приборы с шариками, которые используются у нас?[62]Конечно, известны. Вот такой счетный прибор и усовершенствовали большеносые. Они снабдили его магнитной силой, они привели его в такое состояние, что посредством определенных манипуляций можно заставить стоящий, так сказать, за видимым приборчиком другой более мощный прибор произвести более сложные действия, когда ему поступает приказ: «изобрети еще более сложный прибор!», и этот более сложный прибор может самостоятельно создавать еще более сложные приборы — все это происходит невидимо для глаз в маленьких волшебных ящичках. Невероятно сложные процессы могут придуматься и вычислиться с молниеносной быстротой.

И так вплоть до того, что рождается тысячекратно усложненный прибор, который почти что (?) — правда, до этого они еще не дошли — самостоятельно думает. И что самое удивительное: все Особые Ящики во всем мире (даже в современном Срединном царстве) соединены друг с другом. Целая сеть сложнейших, но невидимых нитей связывает Особые Ящики через сушу и море, и все они могут всё. Даже петь, если тебе захочется.

Но самое прекрасное из всего этого я увидел в Гоу-тел, где, конечно, ничего не происходит без участия Особого Ящика. Я восхитился пестрыми рыбками, плавающими в его серо-серебряном окошечке и спросил о них; но, к сожалению, эти рыбки не несут никакого смысла. Они служат лишь охранниками ширмы. (Что это? никакой ширмы здесь не было. Не спрашивай меня, в чем тут дело.)

Но, как уже было сказано, это еще вопрос, следует ли приходить от всего этого в восторг? После некоторого размышления должен признать, что эта мощная невидимая сеть превратилась в какой-то сверхчеловеческий всемирный мозг. (Тут, правда, как и во всем — чем сложнее, тем уязвимее. Некоторое время назад, как рассказал мне господин Ши-ми, в результате не то случайных, не то злонамеренных действий в мир Системы Особых Ящиков проникло чужеродное тело. И вся Система, а с ней и без сомнения весь большеносый мир были на волосок от гибели. В самый последний момент несчастье удалось предотвратить. Я так и вижу, как чрезвычайно опытный специалист по Особым Ящикам засовывает свои острые пальцы в нужное место, извлекает оттуда паразита, бросает его на землю и раздавливает ногой.)

Напрашивается ли вывод, что Особоящиковедение следует почитать? Но, как мне представляется, тут дело обстоит так же, как и со всеми остальными облегчителями жизни у большеносых: сами по себе они хороши, но служат большеносым главным образом для того, чтобы заниматься бесчинствами, потому что это очень просто.

Все это, конечно, мне уже давно бросилось в глаза, но я об этом раньше не писал, хотя это и чрезвычайно важно, только потому, что долго сомневался, в состоянии ли я объяснить тебе, пребывающем в нашем родном времени, самые для нас чужеродные и непонятные вещи, встречающиеся здесь на каждом шагу, а также и потому, что до сих пор не было никакого толчка для подобных описаний. Теперь он появился, что привело меня и Лолана в некий город, расположенный вблизи от Вечного Л'има, и это путешествие было гораздо приятнее, чем путешествие в Бо-цзен.

Я снова сижу в Му-сен. Добрый Ло-лан опять храпит. Пока было светло, я побродил вокруг и рассмотрел картины. Этот Му-сен невероятно большой, с необозримым количеством картин. Опять на них всяческие катастрофы и бесчисленные изображения популярной здесь Ма И-я с толстым ребенком. А также несметное количество неодетых дам, иногда приятных на вид, хотя у многих из них большие ноги. Но встречались и очаровательные произведения. Особое впечатление на меня произвел один мастер, который явно не имеет ничего общего с изображением катастроф. Его имя произнести и передать нашим письмом совершенно невозможно.[63]Одна из его картин демонстрирует в высшей степени привлекательную, само собой разумеется совершенно голую даму, старательно прикрывающую своими длинными волосами свой садик наслаждения и парящую в раковине над морем. Предположительно это аллегория? Но чего? Я бы увидел здесь аллегорию непреходящей силы прекрасного и призыв к людям согласиться с этим. Но кто знает, что видят на этой картине большеносые.

Люди тут говорят на совершенно другом языке большеносых, совсем не похожем на их язык по ту сторону Великих гор или в Империи Ю-Э-Сэй. Но До-лана это нисколько не затрудняет. Он владеет несколькими отдельными словами из этого языка, и я тоже кое-что уже усвоил. «А кроме того, — говорит Ло-лан, — запах есть запах, он везде одинаков. Тут с нами ничего не случится».

Между тем стемнело. Однако я продолжаю писать, потому что это место в Му-сен освещает стоящий на улице фонарь, и здесь светло, почти как днем.

Итак, на третий день, когда Му-сен в Бо-цзен снова открылся («незачем тратить мозги на такую чушь», — сказал Ло-лан, и мы уже больше не прятались, а дерзко прошли наружу мимо открывшего дверь смотрителя), мы направились в Большой зал для передвижных железных труб, но что за ужас: ни одна из них никуда не ехала. Здесь, в этой стране есть что-то вроде групповой игры, правила которой я не совсем понял. Она состоит в том, что, например, сначала пекари, а потом, к примеру, возчики а потом портные, а потом денежные слуги и т. д. заявляют остальному населению: «Сегодня у нас нет охоты работать». После чего возникает огромная неразбериха (что, правда, не особенно бросается в глаза среди всеобщей неразберихи, и так царящей в этой стране); в течение одного дня ругают пекарей, врачей или всяких прочих, кто объявил этот день «днем нежелания работать», на следующий день все позабыто, и теперь могут не работать могущественные водители железных труб.

Что и случилось в тот самый день.

Железные трубы печально лежали перед Большим залом дворца, а их начальники лишь пожимали плечами и говорили: «Возможно, завтра».

Мы вышли на улицу перед Большим залом. Пошел дождь. Не скрываю, что я был настроен весьма нелюбезно: «И что же дальше, Ло-лан? В Му-сен мы вернуться не можем, потому что не стали там тратить мозги…»

— Успокойся, — сказал Ло-лан и понюхал воздух вокруг себя. — Что там на другой стороне? — спросил он чуть позже.

— Красная повозка Ма-шин.

— Это я и сам чую. А какой у нее номер?

(Ты должен знать, что повозки Ма-шин, как всё и каждый у большеносых, имеют различающие их номера. На железке в виде доски, на которой приведен номер повозки Ма-шин, среди всего прочего можно узнать, из какого она города и из какой страны родом.)

Я перешел на другую сторону и рассмотрел повозку, потом вернулся к Ло-лану и сказал: «Из Минхэня».