Шелковая вендетта - Виктория Холт

Маддалена прожила в доме уже четыре дня, когда однажды вечером из Спитэлфидцса прибыл управляющий с тревожным сообщением. Было похоже на то, что на фабрике наступил кризис, и необходимо присутствие Филиппа и Чарльза.

Чарльз был раздосадован. Обычно он радовался любой возможности улизнуть из Шелкового дома, но на этот раз здесь была Маддалена, и ради нее он был бы счастлив задержаться. Ему очень не хотелось уезжать в Спитэлфилдс, но в конце концов убедили, что его присутствие там необходимо.

Я слышала, как он говорил об этом Маддалене:

– Я уверен, что они могут прекрасно обойтись и без меня. Но в любом случае это только на один день. Я вернусь очень скоро.

– Буду ждать этого с огромным нетерпением, – ответила она, и Чарльз, казалось, утешился этим. Рано утром следующего дня они уехали.

Вскоре после этого, случайно взглянув в окно, я увидела Марию. Она шагала по направлению к лесу быстрыми, короткими, решительными шагами, как будто очень торопилась.

Я наблюдала за ней, пока она не скрылась за деревьями. Мне было жаль Марию. Должно быть, ей трудно общаться со слугами, поскольку те были настроены решительно недружелюбно. Ее жизнь в доме разительно отличалась от жизни ее хозяйки, которую все были рады ублажить – и особенно Чарльз.

Ближе к полудню за нашими гостьями прибыл экипаж. Мы с Касси катались верхом в лесу и, подъезжая к дому, сразу увидели его. Я узнала кучера. Он сошел с козел и поклонился мне. Затем сказал, что ему срочно нужно увидеть синьорину.

– Идемте, – сказала я, – ей уже намного лучше.

Он что-то пробормотал о Боге и святых, и я предположила, что он возносит им благодарение.

Маддалена сидела в гостиной, положив ногу на скамеечку. Леди Сэланжер, как обычно, в это время пила вишневку. В тот момент, когда мы вошли, она была примерно в середине своего монолога о ее теперешних страданиях и былых успехах.

Завидев своего кучера, Маддалена вскрикнула и вскочила на ноги. Потом резко покачнулась и снова села на место. Она быстро заговорила по-итальянски, он что-то отвечал. Потом она повернулась к нам.

– Я вынуждена немедленно вас покинуть. Брат сообщает, что мы должны встретиться в Лондоне. Завтра мы уезжаем в Италию. Это необходимо. Мой дядя умирает и хочет меня видеть. Надеюсь, что мы успеем вовремя. Мне так жаль уезжать вот так... но...

– Дорогая, мы понимаем, – сказала леди Сэланжер. – Нам тоже очень жаль. Вы должны к нам приехать еще... когда ваша нога будет в порядке. И тогда мы могли бы вам все у нас показать, правда, Ленор?

– Да, конечно, – согласилась я. – Могу я предложить вам свою помощь? Вы хотите уехать прямо сейчас?

– Уже почти время ланча, – сказала леди Сэланжер, – да... вы должны остаться на ланч.

– Не думаю... – сказала Маддалена, – брат передает, что мы должны уехать завтра рано утром. Нам нужно как можно скорее вернуться в Италию. Не исключено, что мы тронемся сегодня же ночью. Нет, мы должны ехать без промедления. Леди Сэланжер, как мне благодарить вас? Вас... вашу семью... за вашу доброту ко мне. Я не могу выразить, как благодарна...

Леди Сэланжер оборвала ее:

– О, но мы все были так рады вашему обществу, дорогая. Это не причинило нам никаких неудобств.

– Пойду сообщу Марии, – сказала я, – я видела, как она возвращалась с прогулки.

Маддалена было запротестовала, но я пошла впереди нее. Мое стремительное появление в комнате напугало Марию, которая укладывала вещи в дорожный чемодан.

– Ах... я пришла сказать вам, что прибыл ваш экипаж... и ваш кучер ждет вас внизу. Синьорина де Пуччи хочет уехать немедленно.

Она не отрываясь смотрела на меня и, конечно, ничего не понимала из моих слов. Я застала ее врасплох. Она никак не ожидала меня увидеть.

Странно было то, что она укладывала вещи, словно уже знала об отъезде. Мне подумалось, что в ней есть что-то жутковатое. Почему она готовилась к отъезду? Откуда она могла знать?

Да, все-таки было в этой женщине что-то странное.

– Мария! – воскликнула вошедшая Маддалена и быстро заговорила на итальянском. Мария вскинула руки к потолку. Совершенно сбитая с толку, я оставила их одних.

Через час они были готовы к отъезду. Касси, Джулия, графиня и я спустились вниз проводить их. Маддалена вновь выразила свою признательность.

– Я напишу вам, – пообещала она.

Тем же вечером вернулись Филипп и Чарльз. Последний, услышав о том, что произошло, побелел от злости, Он бешено взглянул на Филиппа.

– Не было никакой необходимости тащить меня в Лондон, – сказал он, – Ты все мог сделать и без меня.

– Дорогой мой, твое присутствие было необходимо. Не забывай, что мы партнеры. Нам нужна была твоя подпись на документах.

– Куда они уехали? – потребовал ответа Чарльз.

– У нее заболел дядя, – сказала Джулия, – они вернулись в Италию.

– Я мог бы сам отвезти их в Лондон.

– Они уехали в собственном экипаже. Его прислал за ними брат.

– И куда они поехали?

– В Лондон, конечно... чтобы переночевать там... а может быть, и нет, – ответила ему я. – Она сказала, что ни исключает того, что им придется уехать сегодня же ночью. Они страшно торопились.

Чарльз круто развернулся на каблуках и ушел. В этот вечер я сказала Филиппу:

– Думаю, он и в самом деле неравнодушен к ней. Но Филипп был настроен скептически.

– Он просто раздосадован, что добыча ускользнула из его рук.

– Тебе не кажется, что ты становишься несколько циничен, когда дело касается твоего брата?

– Позволь мне сказать, что я знаю его лучше. Через несколько недель он едва ли вспомнит, как она выглядела. Он не принадлежит к типу мужчин, которые всю жизнь хранят верность одной женщине, – в отличие от своего брата.

– Я рада, что ты относишься к другому типу, Филипп, – с жаром сказала я. – Я видела, что на тебя ничуть не подействовали чары этой сирены.

– Для меня существует только одна женщина... и так будет всегда.

Я была так счастлива, что могла даже пожалеть Чарльза.

Через три дня после их отъезда пришли два письма – одно для Чарльза, второе – для леди Сэланжер.

Леди Сэланжер никак не могла найти свои очки, поэтому зачитать его поручили мне. Это было небольшое формальное послание, в котором говорилось, что Маддалена никогда не забудет ту доброту, с которой к ней отнеслись в нашем доме.

В качестве обратного адреса была указана одна из лондонских гостиниц.

Письмо к Чарльзу, скорее всего, носило такой же характер. На следующий же день он отправился в Лондон и зашел в гостиницу, но к этому времени они, конечно, уже уехали.