Прелюдия к убийству. Смерть в баре - Найо Марш

– Это Гибсон, сэр, – представил водителя Фокс. – Полагаю, старший инспектор хотел бы услышать о происшествии в пятницу днем.

– Доброе утро, – поздоровался Аллейн. – Что за происшествие?

– Это касается визита убитой в церковь в два часа тридцать минут, сэр, – объяснил Фокс. – Похоже, она заходила в ратушу на полпути туда. Верно?

– Ну не то чтобы заходила, сэр, – ответил водитель. – Да и рассказать-то в принципе нечего. Она внутрь даже не попала.

– Все-таки расскажите нам, пожалуйста, как все было.

– Видите ли, сэр, она регулярно ходила на исповеди. Примерно каждые три недели. Итак, в пятницу хозяйка заказывает машину, мы едем и прибываем на место чуть раньше. Она велела подвезти ее к ратуше, я так и сделал. У нее было хорошее настроение все утро, она поехала в церковь и все такое. Но вдруг я заметил, что мисс Кампанула со всей силы барабанит по входной двери. Я сразу понял, что на подходе ее очередная истерика. Как я уже объяснил мистеру Фоксу, сэр, она была дамой, подверженной вспышкам ярости.

– Да.

– Я наблюдал за ней. Стучит, стучит, стучит! Затем я услышал, как она крикнула: «Кто там внутри? Впустите меня!» Мне показалось, что я тоже услышал звуки пианино. Она обошла кругом. Я развернул машину. Когда я в следующий раз посмотрел, то мисс Кампанула уже обошла ратушу с другой стороны, с той, что дальше от дороги. Ее лицо было красным, и, да поможет нам Бог, я подумал, что у нее начинается истерика. И точно, она начала кричать и звать меня, чтобы я подошел. «Там кто-то есть и ведет себя очень подозрительно, – сказала она. – Посмотри в окно». Я подтянулся, но ничего особенного не заметил. «Где пианино?» – спросила хозяйка. Я ей ответил, что оно стоит на полу, у сцены. Я знал, что мне будет велено идти в дом пастора за ключом, но вдруг увидел мисс Прентис, выходящую из церкви. Я переключил внимание мисс Кампанулы на кузину эсквайра, и хозяйка побежала, как ошпаренная кошка, вдоль тропинки к церкви. Я медленно проехал следом на машине метров сорок или около того и остановился у церкви.

– А что можете сказать про ящик?

– Вы о чем, сэр?

– Разве вы не доставали коробку из сарая за ратушей, чтобы мисс Кампанула могла встать на нее и посмотреть в окно?

– Нет, сэр. Нет.

Найджел усмехнулся и начал тихонько насвистывать.

– Хорошо, – произнес Аллейн. – Это не важно. Что-нибудь еще?

– Нет, сэр. Мисс Прентис вышла очень опечаленная, прошла мимо меня и поднялась вверх по тропинке. Я думаю, она решила пойти домой по Топ-Лейну.

– Мисс Прентис выглядела расстроенной?

– Да, сэр. Думаю, мистер Коупленд отослал ее с исповеди, сказав что-то резкое.

– Вы наблюдали за ней, пока она шла?

– Нет, сэр. Мне это было неприятно. Я понял, что ей плохо.

– Вы намекаете, что эта женщина плакала?

– Я бы так не сказал. Слезы из глаз не текли, просто мисс Прентис была очень расстроена.

– Может, вам известно, пошла ли она в ратушу?

– Нет, сэр. Не могу сказать. Я посмотрел в боковое зеркало и увидел, как она переходит дорогу. Возможно, она зашла туда.

– Гибсон, вы можете точно вспомнить, как выглядело пианино? Опишите его для меня так подробно, как сможете.

Шофер почесал подбородок своей большой рукой.

– Инструмент стоял на полу, сэр. Там же, где и вечером. Перед ним стоял стул. Нот не было. Э… дайте вспомнить. Оно выглядело не совсем так. Да, верно. Что-то было по-другому.

Аллейн ждал.

– Вспомнил! – громко прокричал Гибсон. – Ей-богу, я понял!

– Да?

– Горшки с цветами стояли на краю сцены, а крышка пианино была откинута.

– Ах, – воскликнул Аллейн. – Именно этого я и ждал!

III

– Так в чем же истинный смысл всех этих событий? – спросил Найджел, когда шофер ушел. – Что за ящик? Тот самый, что был под окном?

– Да.

Аллейн обратился к Фоксу:

– Спустя какое-то время после того, как Гибсон подтянулся и посмотрел в окно, кто-то поставил ящик и встал на него. Осталось глубокое прямоугольное пятно, перекрывающее один из следов водителя. Я нашел ящик во флигеле. Это был не юный Джорджи. Он воспользовался дверью, и в любом случае окно было выше уровня его глаз. Там только следы мисс Кампанулы и еще большие, без сомнения – Гибсона. Они наступали на дерн. Те, кто воспользовался ящиком, пришли позже, возможно, в субботу и стояли только на гравии. Мы проверим ящик на отпечатки, но, боюсь, толку от этого будет мало. Когда я слушал рассказ водителя, то надеялся, что мы узнаем, как мисс Кампанула использовала ящик. Теперь очевидно, что не она использовала. Это муторное дело, но нам необходимо установить эту деталь. Что вы выяснили у горничных?

– Мэри – горничная, которую вы все только что видели, – была нужна мисс Кампануле для душевных разговоров. Когда Идрис была в хорошем настроении, то все ей рассказывала.

– Например?

– По мнению прислуги, мисс Кампанула вела себя немного странно по отношению к мистеру Коупленду – она была влюблена в него. Так считает Мэри. Она сказала, что обычно в то время, когда пастор по утрам прогуливался, хозяйка тоже выходила, чтобы встретиться с ним.

– О господи!

– В какой-то степени это вызывает сочувствие, не так ли? Мэри говорит, что она очень тщательно одевалась и шла в маленький магазинчик. Говоря с продавщицей, она покупала какую-то мелочь и все это время не сводила глаз со стеклянной двери. Если показывался пастор, мисс Кампанула мгновенно исчезала. Она была женщиной с неуравновешенным темпераментом. Когда у нее ничего не складывалось, она пугала своим гневом слуг. Но все было вполне терпимо до приезда мисс Прентис. До этого момента всеми делами в ратуше ведала мисс Кампанула. Но новенькая ее сместила, если можно так выразиться. Элеонор опередила ее по всем ключевым вопросам. Ей удалось стать президентом Молодежного общества, а мисс Кампанула осталась всего лишь секретарем. Почти та же ситуация с обществом наставниц для девушек. Элеонор и тут обошла мисс Кампанулу, обучая девочек завязывать бантики и готовить. Мисс Прентис сама продвигала себя по карьерной лестнице. Начала с самых низов и добралась до вершины. Местным девочкам все это было не по душе, но ей как-то удалось сплотить их вокруг себя. Когда мисс Эпплбай оставила свой пост члена комиссии, мисс Прентис сразу же его заняла. То же самое произошло с Женским институтом и другими местными организациями. Кузина Джернигэмов была намного умнее, чем мисс Кампанула, и при этом они стали такими подругами, что не разлей вода. Но Мэри рассказывает, что иногда мисс Кампанула возвращалась с заседания Молодежного общества или другого мероприятия и говорила про свою подругу ужасные вещи, удивлявшие ее прислугу.

– Боже праведный!

– Она угрожала самоубийством. Мэри было известно о завещании: Идрис всегда об этом говорила. Последний раз, в прошлый четверг, когда у них была репетиция в костюмах, хозяйка сказала, что исключила бы мисс Прентис из завещания, и это стало бы для нее хорошим уроком. Но будучи слишком благородной, чтобы так поступать, она всего лишь надеется на то, что если умрет первая, эти деньги будут обжигать совесть мисс Прентис. Пятница, по словам Мэри, был одним из ее лучших дней. Идрис ходила на исповедь и вернулась очень довольная. После пяти часов у нее было какое-то дело в Пен-Куко, а затем мисс Кампанула отправилась в кружок книголюбов или что-то вроде этого в дом пастора. Хозяйка ушла в отличном расположении духа, но вернулась не раньше одиннадцати часов, гораздо позже обычного. Гибсон утверждает, что по дороге домой она молчала. Мэри говорит, что, когда Идрис вошла, вокруг ее шеи был замотан шарф и воротник пальто был поднят…