На что способна умница - Салли Николс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Разобраться в своих чувствах ей не удавалось. К маме, Биллу, ко всему. Их было слишком много, не уместить в голове. Среди них преобладало отчаяние. Ей нигде нет места. Нигде и никогда. Встреча с Мэй подала ей надежду, побудила поверить, что где-то в мире есть такие же люди, как она. Может, это и правда, но только если ты такая, как Мэй. А если выросла в семье, как у Нелл? Никакой надежды. Если даже Билл относится к ней как к… И хуже всего, что он прав. Разве сможет она и впредь одеваться, как ей нравится, если это означает работный дом для Берни, Дот, Джонни и Сида?
Но как она могла вдруг взять и перемениться? Мысль о том, чтобы одеться как мама, в платья с нижними юбками, наполнила ее настолько острым физическим отвращением, что ее чуть не вырвало. Это же все равно что… что выйти замуж за Джорджа, или Альберта, или Робби, или за одного из парней с их улицы, да еще и притворяться, будто любишь его. Все равно что войти в Антисуфражистскую лигу и выступать с протестами против мисс Панкхёрст. Как нарядиться в немецкую форму и стрелять в отца. Немыслимо. Все это немыслимо. Никуда не денешься и ничего не сделаешь. Одно время она считала Мэй убежищем, но Мэй оказалась лишь отдушиной, за которой открывался мир, куда ей, Нелл, никогда не попасть.
Прислонившись к стене, она закрыла глаза. Вот бы умереть, возникла у нее отчетливая и ясная мысль. Ей было холодно, она проголодалась и устала как никогда в жизни. Думать о том, что придется возвращаться домой, а назавтра вставать и проживать очередной день, было невыносимо.
Ни к каким приятелям Билл не пошел. Слишком разозлился. Ссора задела его за живое. И, хоть он ни за что бы в этом не признался, его тревожило, что Нелл, пожалуй, права.
Руки в карманах он сжал в кулаки и мысленно, но яростно проклял весь мир за то, что ему всего шестнадцать — как раз в то время, когда в армию берут только мужчин от восемнадцати до тридцати восьми лет. Важно то, что происходит на континенте, и здесь, дома, он — мальчишка, а те, кто сражается во Франции, — вот они мужчины.
Спотыкаясь, он шел по улице, шлепал башмаками по лужам, поднимал мелкие грязные брызги. Границы виделись ему линиями, нарисованными на песке: Те, Кто Был Там, и Те, Кто Не Был.
Впрочем, большинство знакомых ему парней побывать «там» еще не успели. Они находились в армейских лагерях. И время от времени приезжали на Кони-лейн в отпуск — щеголяли перед девчонками в новеньких, еще не обмятых мундирах и начищенных сапогах. Но рано или поздно они окажутся «там».
А он — нет.
Она все так и стояла на месте, с трубкой в руке, когда вдалеке показался Билл. В ярости он бродил кругами по улицам Поплара, думая обо всем, что и как именно должен был сказать сестре. Но в то же время он не мог не гадать, неужели его мать права. Ведь Нелл, в сущности, неплохая. Со странностями, правда, но у кого их нет? А брату полагается горой стоять за сестру, разве не так? Само собой, все, что он ей наговорил, — чистая правда, но… все-таки напрасно он это сделал.
Он сердито посторонился, пропуская женщину с коляской, и вдруг увидел Нелл — уткнувшись головой в стену табачной лавки, она стояла с закрытыми глазами. Ее темные волосы влажно блестели от дождя, рубашка прилипла к груди. Биллу она показалась безнадежно сломленной, и он испытал потрясение и стыд. Мужчина не должен доводить девчонку до такого состояния, даже если эта девчонка со странностями. Женщины — чувствительные создания, это всем известно. Поэтому обходиться с ними надо ласково, а не бить в морду, как парней. Хоть Нелл и выглядит как мальчишка, но на самом деле она девчонка, и уж ему-то не стоило об этом забывать, даже если ей хочется.
Билл подошел к ней и прислонился к стене, толкнув Нелл плечом. Она вздрогнула от неожиданности, отшатнулась, а потом увидела, кто рядом. По ее глазам Билл понял, что она опять замкнулась в себе, насторожилась, готовясь к новому нападению.
— Слушай, — смущенно заговорил Билл, — напрасно я наговорил тебе всякого. Не надо было. Ты… извини меня, ладно?
Нелл смотрела на него настороженным и в то же время безжизненным взглядом.
— Да ладно, не важно, — выговорила она. — Забудь. — И прикрыла глаза.
Уже начиная паниковать, Билл возразил:
— Нет, важно. Я правда виноват и прошу прощения. Ты мне веришь?
Нелл вглядывалась в глаза Билла так долго, что он уже думал, ответа не дождется. И ему стало страшно. Он ведь не хотел. Вернее, не хотел обидеть ее настолько сильно.
— Нелл… — пробормотал Билл. — Нелл, старушка. Мы ведь друзья, правда?
Только тогда она как будто очнулась и увидела его. И пыхнула дымом своего мерзкого дешевого табака.
— Хорошо, — сказала Нелл, — как хочешь. Да какая, к чертям, разница?
Но он заметил, что она так и не извинилась.
Миссис Барбер была не в духе. И месила тесто для хлеба на завтра, с силой швыряя его об кухонный стол. Устроившаяся на кухне Мэй наблюдала за ней. Мама уехала читать антивоенную лекцию в Саутгемптон. В последнее время она часто где-нибудь выступала. С точки зрения Мэй, лекции были лучше заседаний комитета, на лекции она могла увязаться за матерью и помогать, раздавая листовки. Но завтра в школу, а мама должна была вернуться уже за полночь, поэтому Мэй пришлось остаться с миссис Барбер.
— Твоей матери лучше поостеречься, — ворчала миссис Барбер. — Не то рано или поздно навлечет на себя беду.
— Мама? — удивилась Мэй. — С чего вдруг? Кто-нибудь что-то наболтал?
— Наболтал, а как же! — Миссис Барбер шмякнула тестом об стол. — Этому Джону Кэтлину стоило бы подумать головой, пораскинуть мозгами как следует! Вот еще выдумал — твоя мать в сговоре с немцами! — Джон Кэтлин — почтальон и заклятый враг миссис Барбер. — Хорошо еще, — продолжала она, — мне хватило ума объяснить ей, что не следует выписывать иностранные газеты, да еще немецкие. Пойдут слухи.
— Вы про газету Jus Suffragii? — уточнила Мэй. — Дорогая миссис Барбер, она же не немецкая! А название на латыни. Это издание Международного альянса за избирательные права женщин.
— Ха! Значит, он болван. Будто бы немцы станут писать газету на латыни!
Jus Suffragii издавали на английском и французском языках, но Мэй не стала поправлять собеседницу.
— Знаете, — заговорила Мэй, — в одном номере опубликовали письмо немецких суфражисток — они передавали привет всем остальным. И мы поздравляли их перед Рождеством. Ведь женщинам войны не нужны, миссис Барбер, особенно суфражисткам. Все мы за равенство и справедливость и чтобы никакую группу людей не считали лучше остальных.
— Скажи это миссис Панкхёрст, — мрачно откликнулась миссис Барбер.
Миссис Панкхёрст не так давно недвусмысленно высказалась о том, что ради борьбы за Британию следует отказаться от борьбы за избирательное право для женщин.
— Мама говорит, — сказала Мэй, — что женщины из Международного альянса хотят организовать мирную конференцию только для женщин, с участием представительниц всех стран, входящих в альянс. Говорит, она пройдет в Нидерландах. Замечательно, правда?