Певец боевых колесниц - Александр Проханов

«Крокус-сити» был готов к предстоящему действу. Длинный, с лакированным дубовым паркетом и хрустальными люстрами, пустой в середине зал был уставлен креслами и столиками. Там разместились участники тайной встречи. Иные расхаживали по залу, любезно раскланивались. Одаривали друг друга короткими фразами, ожидая начала действа. В дальнем конце зала пламенел огромный очаг. Он был сложен из валунов, как в рыцарских замках. В нем пылали громадные поленья, дышали жаром, осыпали угли, наполняли зал вкусным запахом сосновых дров.

Подкопаев старался быть спокойным, слегка небрежным, хотя волновался и трепетал. Он совершал подвиг, был внедрен в стан врага. Находился под бдительным наблюдением. Одно неверное слово, неточный жест грозили разоблачением и гибелью. Среди визитеров легко и непринужденно скользила Вероника в великолепном темно-бордовом платье с глубоким вырезом на спине. Подкопаев видел ее чудесное синеглазое лицо, подвижную спину с голыми лопатками. Ее присутствие ободряло и укрепляло его. Она вместе с ним совершала подвиг во спасение Родины.

Вероника легким скользящим шагом приблизилась и прикрепила к пиджаку Подкопаева золотой значок в виде дерева, усыпанный крохотными бриллиантами. Один из мерцающих бриллиантов был микрообъективом, ведущим секретную съемку магической встречи.

– Да, господин Подкопаев, вы можете рассчитывать на помощь Всеволода Борисовича, – весело произнесла Вероника, заметив проходившего мимо человека с пронзительным ощупывающим взглядом, а когда тот прошел, сказала: – Родной, не волнуйся! Ты справишься. Мы с тобой герои, а может быть, мученики!

Играла сладостная скрипичная музыка, один из концертов Моцарта. Подкопаева удивило множество знакомых лиц. Он встречался с ними на вечеринках, видел на экране, но не предполагал, что все они входят в тайное общество, являются магами и заговорщиками.

– Как я рад тебя встретить! Не думал, что ты наш. Мы же всегда враждовали, – жал ему руку модный писатель, описывающий в своих произведениях интимные места русских красавиц, что принесло ему известность на Западе.

У него было лицо, похожее на желтый урюк, и руки скорняка, привыкшего сдирать пушистые шкурки.

– Я всегда чувствовал к тебе симпатию, но не подавал вида, – улыбнулся Подкопаев сладострастнику.

Еще один знакомец раскланялся с ним, издатель крупной либеральной газеты, где иногда публиковался Подкопаев. У него было усатое лицо бобра с крепкими желтыми резцами. Он грыз все, что было связано с государством Российским, чтобы оно, источенное, так или иначе рухнуло.

– Сергей Кириллович, – обнял издатель Подкопаева, – я наблюдал за вами, читал ваши тексты и понял, что мы одной с вами группы крови.

– Я несколько раз видел вас на встречах, но осторожность не позволяла мне подойти, – Подкопаев ощутил исходящий от издателя запах лесного грызуна.

Среди фланирующих по залу, сидящих в креслах, пьющих шампанское за столиками людей Подкопаев то и дело обнаруживал знакомых. Здесь были правозащитники из Президентского совета, и среди них неистовая старуха, бегающая по каждому поводу на Красную площадь, чтобы сесть на брусчатку. Были некоторые телеведущие, и не только гламурных программ, но и политических ток-шоу. Были политологи, они держались кучкой, поглядывая по сторонам осторожными умными глазками. Несколько депутатов, мужчины и женщины, причем те, кто наиболее рьяно восхвалял Президента. Были люди из администрации, известные как преданные помощники Президента, но вдруг оказавшиеся среди его лютых врагов.

Подкопаев ко многим подходил, с одними раскланивался, с другими обменивался двумя-тремя словами. Бриллиантик в значке записывал разговоры, фиксировал лица.

«Подвиг, мы совершим подвиг», – думал Подкопаев, отыскивая и находя темно-бордовое платье, синие глаза, подвижную спину Вероники.

С ним поздоровались Камила Вовчек и Лаврентий Бак, сыгравшие недавно «политическую свадьбу». Камила сменила легкомысленное платье с открытой грудью на чопорный английский костюм, носила теперь очки в толстой оправе, как и подобает лидеру серьезной партии. Но Лаврентий Бак по-прежнему не стеснялся в выборе одежды, носил короткие, почти до колен, штаны, красные кроссовки, канареечного цвета пиджак и прическу «ирокез», слегка подкрашенную зеленым.

И уж совсем удивило Подкопаева появление здесь пресс-секретаря Президента, чей сипловатый простуженный голос давал отповедь любым посягательствам на главу государства.

«Боже мой! – переживал Подкопаев. – Сколько же их, предателей и заговорщиков! Все они накинутся на поверженного Президента и потащат его к фонарю!»

В дальнем углу зала в кадке стояло дерево, мединилла великолепная. Короткий ствол, кустистые ветви. Каждый лист, словно покрытый лаком, блестел на гибком стебельке и чутко вздрагивал, когда вблизи проходил человек.

Рядом с деревом расхаживал длинноногий Брауншвейг, похожий на черного журавля. А поодаль на невысоком помосте разместился Школьник со своими сподвижниками. Это были известные банкиры, нефтяные, алюминиевые и стальные короли, владельцы пароходств и морских портов, директора корпораций. Те, кто имел кодированные имена – Амиго, Леоно, Феррари, Альфонсо, Свантино.

Увидев Подкопаева, Школьник подозвал его:

– Я очень доволен вашей работой, Сергей Кириллович. Вы прекрасно справляетесь за вычетом маленьких просчетов. Но на ошибках учатся. – Он улыбнулся, протянул пальцы к золотому, усыпанному бриллиантами значку.

Пока Школьник поправлял значок, Подкопаев ужасался провалу и разоблачению.

Подошла Вероника, держа в руках серебряный микрофон. Поднесла к губам Школьника. Музыка смолкла. Все обратили лица на подиум.

– Господа, вы, явившиеся сюда, суть избранники. Ибо нас избрали и нам предоставили выбор. У виноградной лозы есть выбор – стать вином или украсить алтарь ложного бога. Суть ложного бога – безбожие. У стада есть пастырь. У стада, ведомого пастырем, есть выбор – выйти к тучным лугам или заблудиться в лесу и стать добычей волков. Звезды живут в созвездиях, деревья живут в рощах, люди живут в народах, народы живут в царствах. Россия – царь царств. Слуги царя суть царедворцы. Царедворцы те, кто имеет двор. Мы имеем двор, имеем звезды, имеем стадо, имеем лозу. Россия – лоза мира. Камень, на котором воздвигнем столп. Столп есть башня, обращенная не в небо, а в землю, оттого нерушима. Россия воздвигнет башню, обращенную в землю. К ней потекут народы, забудут свои языки и обретут единый язык. Язык башни, язык двора, язык царя, – Школьник произносил речь, похожую на заклинание.

Он преобразился, стал строен и широк в плечах. Чернобров, с белоснежным высоким лбом. Уста стали молодыми и алыми. Он был повелитель, был пастырь. Зал отозвался единым покорным вздохом. Послышался звон упавшего на пол бокала.

– Братья живут в братстве. Возлюбивший отечество любит отца. Отец есть царь, воздвигший башню. Всякий, посягнувший на башню, есть бык. Бык, он же пастырь, он же разрушитель, он же камень, упавший в реку и запрудивший поток. Разбивший камень есть спаситель. Убивший быка есть воин. Кто убьет быка, наречется царем. Кто расколет камень, угоден России. Угодный России есть угодник. Бык – царь лжи, негодный пастырь. Россия – стадо, ведомое быком. Отвергнем быка и спасем стадо. Разобьем камень и очистим поток. Ибо братья живут в братстве, и нет тех, кто сильнее братства. А тот, кто сильнее, есть царь.