Стойкость. Мой год в космосе - Скотт Келли

С этими словами он передает микрофон Геннадию, и тот проверяет, продолжается ли трансляция.

– Сколько бы полетов вы ни совершили, – говорит Геннадий, – вы всегда словно на новой станции, в первом полете.

Все улыбаются при этих словах, поскольку у Геннадия на счету больше полетов, чем у любого из нас (этот пятый), и скоро он поставит рекорд суммарного пребывания человека в космосе. Геннадий желает Терри, Антону и Саманте «мягкого безопасного приземления и благополучного возвращения домой». Терри сообщает Центру управления полетами, что церемония передачи полномочий завершена. Очередная веха на моем пути пройдена. Следующая церемония пройдет в сентябре, когда Геннадий улетит и командиром стану я.

Вечером Терри спрашивает меня, каково это, возвращаться на Землю в «Союзе». Разумеется, он тренировался и слушал объяснения Антона и инструкторов Звездного Городка, но ему интересен мой опыт. Я задумываюсь, как подготовить его, не слишком напугав.

Мы зовем Саманту, чтобы и она послушала, и я описываю собственные впечатления от предыдущего возвращения. Когда мы врезались в атмосферу, капсулу окружила ярко-оранжевая плазма – это ошарашивает, как если бы вы оказались в нескольких дюймах от оконного стекла, по другую сторону которого некто пытается уничтожить вас с помощью паяльной лампы. Затем, когда раскрылся парашют, капсула дернулась и бешено завертелась во все стороны. Если удастся правильно настроиться, если воспринимать ситуацию как приключение, это даже круто. С другой стороны, некоторые астронавты и космонавты после первого приземления на «Союзе» признавались: их так ужасно швыряло, что казалось, произошла авария и они погибнут. Грань между ужасом и восторгом бывает тонкой, и я хотел, чтобы у Терри и Саманты был правильный настрой.

У Терри был опыт возвращения на Землю на шаттле, и я отметил, что «Союз» входит в плотные слои атмосферы по гораздо более крутой траектории: «Садиться на шаттле – все равно что проехаться в «роллс-ройсе» вниз по Парк-авеню, а на «Союзе» ты словно скатываешься на советской развалюхе по бездорожью с крутой горы».

Это сравнение их позабавило, но оба выглядят немного обеспокоенными.

– Стоит только понять, что не умрешь, и это станет самым веселым аттракционом в жизни, – уверяю я. – Клянусь, спуск настолько захватывающий, что я бы согласился на еще один долгосрочный полет, только чтобы прокатиться еще раз.

Терри и Саманта сомневаются в моих словах… и зря.

Наши товарищи улетают сегодня. Их отбытие сопровождается церемонией закрытия крышки люка, которая транслируется по NASA TV. Ее начало выглядит немного нелепо, поскольку мы, все шестеро, втискиваемся в узкий русский отсек, к которому пристыкован «Союз». Я делаю несколько снимков Антона, Саманты и Терри, позирующих в открытом люке. Остающиеся желают им удачи и мягкой посадки. Антон обнимает Геннадия, которого считает образцом для подражания, потом Мишу и меня. Саманта тоже обнимает Геннадия, Мишу и меня – по-моему, меня особенно крепко, и, когда она исчезает, я понимаю, что рядом со мной не будет женщины следующие девять месяцев. Троица переплывает в «Союз» и еще раз машет нам на прощанье, а мы фотографируем.

Антон и Геннадий протирают уплотнители крышки люка в тоннеле, чтобы никакие посторонние частицы не помешали плотному прилеганию. Геннадий закрывает крышку с нашей стороны, а Антон – со стороны улетающих. Вот и всё. Я вспоминаю, как прощался с Шарлотт в аэропорту. Мы провели столько времени вместе, но вот я обнимаю ее, смотрю, как она уходит по телетрапу, прощальный взмах руки – и она исчезает. Что за дичь: я провел с этими людьми так много времени, но после обмена прощальными словами и объятиями наш совместный опыт оканчивается в одно мгновение!

Я боюсь за отбывающих членов экипажа не больше, чем за себя, но зрелище закрывающейся за ними крышки люка вызывает у меня странное чувство изоляции, даже заброшенности. Если «Сидре» снова потребуется ремонт, мне придется заниматься им без помощи Терри. Заспорим с русскими о литературе – мне придется справляться самому, без Саманты. Впрочем, я предвкушаю единоличное владение американским сегментом и стараюсь сосредоточиться на этом.

Я уплываю в американский «Лэб», русские «уходят» в свой сегмент, и воцаряется тишина. Только я и шум вентилятора. Не болтает Терри, жизнерадостные реплики которого сопровождали любое мое действие с момента прибытия на МКС. Не мурлычет себе под нос Саманта. В какой-то миг я даже не слышу голосов с Земли.

Я обвожу взглядом всякую всячину на стенах «Лэба», вдруг ставшего намного более просторным. Меня преследует ощущение, что я должен был сказать Терри и Саманте еще что-то, о чем-то им напомнить, но о чем?

Тут я слышу голос Терри с середины фразы, словно он здесь, рядом со мной: «…водно-солевые добавки для восстановления жидкости, Антон? Или ты забыл их на станции?»

«Не забыл», – отвечает Антон и выстреливает очередью цифр на стремительном русском, обращаясь к ЦУПу.

Теперь, когда налажена связь с «Союзом», я слышу через систему внутренней связи каждое слово бывших членов моего экипажа так же ясно, как если бы находился рядом с ними. Я подключаюсь к каналу, чтобы напомнить Терри, что идет прямая трансляция и любой человек, имеющий выход в интернет или подключенный к NASA TV, слышит каждое его слово. Не хотелось бы, чтобы кто-нибудь случайно выругался и по возвращении на Землю получил нагоняй. (Для меня особенности нашей коммуникационной системы не пустой звук, поскольку мне самому случалось совершить эту ошибку. Во второй полет на шаттле, воюя с одним устройством в переходном шлюзе, я не удержался и пробормотал: «Твою мать!» Другой член экипажа Трейси Колдуэлл из кабины пилотов предостерегла меня: «Микрофон включен!» – поскольку меня могли услышать по NASA TV. «Дерьмо!» – отреагировал я, нарушив запрет Федеральной комиссии США по связи дважды за 10 секунд.)

Я провожу остаток вечера под голоса Терри, Антона и Саманты. Работая над физическим экспериментом, я слышу, как безотчетно напевает Саманта, и пару раз оборачиваюсь сказать ей что-то, но вспоминаю, где она сейчас.

Через три часа после закрытия крышки люка, когда «Союз» готов отсоединиться от станции и отчалить, я слежу за отлетом на экране ноутбука по NASA TV, как и множество людей на Земле. Я беру микрофон:

– Семь футов под килем, друзья! Было очень приятно находиться здесь с вами. Удачного приземления!

– Спасибо, Скотт, мы уже скучаем по вам, ребята, – отвечает Терри.

Геннадий подключается из русского сегмента:

– Саманта, кажется, ты забыла свитер.

Почти всю их дорогу на Землю я слушаю, как они переговариваются, обмениваются ничего не значащими репликами и сообщают цифры Центру управления полетами. Если бы я не знал, что сейчас они, словно метеор, падают со сверхзвуковой скоростью на поверхность планеты, то ни за что бы не догадался.

Несколько часов спустя они благополучно приземляются в Казахстане. Долгие месяцы они были рядом со мной 24 часа в сутки, а теперь так же далеки и недостижимы, как любой человек на Земле, как Амико и мои дочери, как остальные 7 млрд землян.