Рандеву и другие рассказы - Дафна дю Морье

Она наклонилась вперед и дотронулась до его руки.

– Какой же вы славный, – пробормотала она, – мой милый Дон Кихот. – И снова откинулась в кресле, прижавшись щекой к подушечке.

Если он будет еще долго разглагольствовать, ей этого не вынести. Как можно столько молоть языком? Редкостный пустозвон! Подступившую зевоту она вовремя обратила в улыбку.

– Представьте, ваша история похожа на мою, – проникновенно произнесла она. – Во многом похожа. Ваши идеалы и принципы… Ваш подход к жизни мне очень близок. Все на алтарь искусства, а прочее – лишь звук пустой! Ах, как я вас понимаю! Я тоже боготворю сцену. Просто не мыслю себя без театра. Деньги, публика, успех – да разве в этом дело? Главное – творить, покорять все новые и новые вершины, вы согласны?

– Да, да! – с жаром откликнулся он, и глаза его вспыхнули фанатичным огнем.

– Создать из массы слов живой образ, вдохнуть в него жизнь, чтобы… чтобы… – Она неопределенно пошевелила пальцами, забыв, с чего начала. – О, как потрясающе вы все понимаете! – нашлась она и напоследок добавила: – Мы с вами непременно подружимся, я уверена.

Она соскользнула с кресла на пол и, присев на корточки, протянула руки к огню. Голова у нее раскалывалась; день выдался тяжелый. Больше всего ей хотелось добраться до постели и уснуть. Господи, о чем он опять?

– Гамлет! – с упоением продолжал он. – Я хочу сыграть Гамлета так, как еще никто не решался. В нем есть что-то недопонятое, потаенное. Помните, в начале третьего акта, в сцене с Офелией, когда она произносит: «Принц, у меня от вас подарки есть», ну, вы знаете…

– Да, волшебно, волшебно! – пробормотала она.

О боже, только не Шекспир, только не на ночь глядя! Она даже не пыталась его слушать. Сейчас ее больше заботило, в котором часу Пол Хейнс приедет из Манчестера. Он, конечно, сразу же кинется ей звонить. Мальчика нужно успеть спровадить.

– Я, наверно, не переживу, если не сыграю в этой пьесе вместе с вами, – резюмировал Уилтон. – Такой случай выпадает раз в жизни. Мне теперь не будет покоя, покуда все не решится. А вдруг Хейнс меня не утвердит?

Ей с трудом удалось прервать ход своих мыслей.

– Да, вы молоды, – сказала она мягко, – пожалуй, чуточку слишком молоды. Но, по-моему, из-за этого ваш персонаж еще больше к себе располагает, и я непременно выскажу свои соображения Хейнсу. Пол Хейнс большой упрямец, но я надеюсь его уломать. Если только он не вобьет себе в голову какую-нибудь дурацкую идею. Он человек твердолобый, несговорчивый, и уж если что решил, нипочем не отступится. Но я убеждена, что вы ему понравитесь. Он мое мнение ценит.

В порыве благодарности он стал целовать ей руки.

– Вы ангел, вы так ко мне добры! – воскликнул он, зардевшись. – Я никогда этого не забуду.

Она печально улыбнулась и провела рукой по его волосам.

– Вы напоминаете мне одного человека, к которому я когда-то была очень привязана… – начала она и осеклась, словно от внезапно нахлынувших чувств.

Он проклинал себя за бестактность. Ну да, у нее же умер муж. Наверно, она до сих пор тяжело переживает утрату. Ведь теперь о ней некому позаботиться. Но какая она молодчина, что не пасует перед жизнью!

– Вам пора уходить, – прошептала она. – Уже поздно. А я должна еще пожелать спокойной ночи моей дочурке. Она не заснет, пока я сама не подоткну ей одеяльце.

Дочку с няней она давно отправила на восточный берег, на взморье, но ему необязательно это знать. Вероятно, он видел ее фотографии с ребенком на руках, появившиеся в газетах вскоре после того, как она овдовела. Когда, выдержав траур по мужу, она в первый раз вышла на сцену в одной из его пьес, умело загримированная, с легким намеком на бледность и скорбь, публика в зале просто неистовствовала. Газеты весьма кстати устроили ей рекламу.

– Дочь – это все, что у меня осталось, – тихо проговорила она.

Он неуклюже погладил ее руку – было похоже, будто об нее потерся какой-то зверек.

– Если бы я мог вам помочь, – растерянно начал он. – Ужасно видеть вас в таком настроении… Я понятия не имел… – Он теребил браслет у нее на запястье. Она показалась ему вдруг очень молодой и очень несчастной. Знать бы, чем ее можно утешить! Тому, кто видит ее на подмостках, и в голову не придет, что эта потрясающая актриса, прима столичного театра – на деле простая, милая женщина, сердце которой разбито, а жизнь лишена смысла.

– Ничего, ничего, – говорила она между тем, – только порой бывает так одиноко…

Он неловко обнял ее, ласково, как ребенка, погладил по плечу. Она извлекла откуда-то скомканный платочек и, отвернувшись, вытерла нос, нервно посмеиваясь.

– Мне так совестно, – виновато прошептала она. – Я всегда стараюсь держать себя в руках.

Он прикоснулся губами к ее волосам, не зная, что сказать, и вдруг выпалил:

– Послушайте… Вам надо познакомиться с моей женой, она самый чуткий человек на свете. Она бы вам понравилась, я знаю. У нее особый дар избавлять от уныния, она в этом смысле просто ангел. Квартирка у нас, правда, крошечная и район так себе, но она была бы счастлива с вами познакомиться. Поедемте со мной – время еще не позднее. Когда я позвонил ей, предупредил, что задержусь, она сказала, что тогда пойдет в кино, но не позже двенадцати вернется. У нас есть чудесные пластинки, я вам поставлю. Концерт Бетховена, Сезар Франк…

– Нет-нет, не нужно меня искушать. Я и так сегодня вела себя глупо. Не понимаю, что на меня нашло. Я с радостью познакомлюсь с вашей женой – как-нибудь в другой раз… Сейчас я устала, мы оба устали, и вам пора. Благослови вас Бог за вашу доброту.

– Что вы, что вы, я же ничего не сделал для вас! Только о себе и тараторил. Спасибо вам за этот волшебный вечер. Вы воскресили все мои прежние идеалы, вернули мне веру в театр, убедили, что стоит жить и работать. Отныне всякий мой успех – ваша заслуга!

Он ушел, не чуя под собой ног, словно в бреду, весь во власти блистательного, несбыточно прекрасного будущего.

Слава богу, наконец-то ее оставили в покое! Она поудобнее устроилась в кресле: под головой подушечка, во рту сигарета. И через пять минут зазвонил телефон.

– Это я, – сказал Пол Хейнс. – Только что вернулся из Манчестера. Вы уже легли или я могу заглянуть к вам на пару минут?

– Нет, не легла, буду рада, если заедете, – соврала она. – Жду вас.

Она припудрила лицо – немного белее обычного, от румян отказалась, но подвела глаза и наложила тени. Результатом она осталась довольна: красива, только утомлена и немного взвинчена.

– Не бойтесь, я не собираюсь вам докучать, – сказал он, едва переступив порог. – У вас был долгий день, да и у меня тоже. При нашей профессии надо беречь себя, а то ноги протянешь, правильно? Здоровый сон – залог красоты. – Он широко осклабился, обнажив десны. – Расскажите вкратце, как все прошло. Справились без меня?