Приключения Тома Бомбадила и другие истории - Джон Рональд Руэл Толкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он дядю Джорджа закопал
и косточки мисс Биггинс
и думал, сидя на скале:
«Несчастный мистер Хиггинс!»
И песнь печальную запел,
и море с ним вздыхало,
над Бимблом поднимался дым,
и пламя полыхало.
Дракон глядел печально вдаль,
где гор темнели складки,
и клял несдержанность свою
и местные порядки:
«Ну что бы песенку мою
им выслушать радушно?
Иль храбро голову снести,
как древле? — Скушно! Скушно!»
На крыльях взмыл он в небеса,
горя огнем зеленым,
и, словно вихрь, улетел
к сородичам-драконам.
В саду на вишню сел дракон —
а вишня зацветала!
Лежал зеленый в белом он,
и солнце припекало.
Он, золотом горя, летел,
чтобы в саду разлечься,
и жаждал только одного —
покушать и развлечься.
«В саду вы не были с утра —
мне, Хиггинс, интересно?
Ведь там у вас сидит дракон!»
«Дракон, простите? Честно?!!»
Кишку тут мистер Хиггинс взял
(известно, для полива!) —
дракона от души полил,
а тот сказал счастливо:
«Прохладно как и хорошо!
Я не схвачу простуду!
Петь благодарственную песнь
до сумерек я буду».
Но Хиггинс в двери стал стучать
соседке и соседу:
«Мисс Биггинс! Эй! Папаша Блин!
Он съест меня к обеду!»
Был сразу вызван дядя Джордж
с командою пожарной.
Дракон расстроился — не ждал
он шутки столь бездарной:
«Я вижу, каски их горят,
подобно древним латам —
так рыцари являлись к нам
за серебром и златом!»
Но Джордж с багром к нему полез
и подобрался с краю:
«В чем дело, сэр?» — Дракон в ответ:
«Я просто загораю!
Прошу вас, не мешайте мне —
иначе все порушу,
а после вами закушу
и тем утешу душу».
«Давай брандспойт!» — промолвил Джордж
и отскочил налево.
Глаза драконовы зажглись,
как уголья, от гнева!
Он задымил, хвостом забил —
и вишня облетела...
Но все ж пожарные свое
отлично знали дело!
Баграми тыкали в живот,
желая сделать больно.
Дракон взлетел и зарычал:
«Ну, нетушки! Довольно!»
По камню город он разнес,
и над заливом Бимбла
стояло зарево три дня
от Бумпуса до Тримбла.
Костляв был Хиггинс, нежен Блин
(оправдывая имя!) —
дракон уселся на скалу,
сказав: «Я кончил с ними!
Теперь в моем желудке Джордж
и там же мистер Хиггинс,
но почему-то до сих пор
не вижу я мисс Биггинс!»
Печально в сумерках он пел,
и море с ним вздыхало,
и поднимался дым столбом,
и пламя полыхало.
И с грустью вдаль глядел дракон,
где гор чернели складки,
и сравнивал старинных дней
и новых дней порядки.
«Ну, что бы похвалить мой цвет
и выслушать радушно?!
Иль твердою рукой убить,
как древле? — Скушно! Скушно!»
Собрался было он лететь
за дальних гор громады —
но тут мисс Биггинс нож в него
всадила из засады!
«Мне очень жаль вас убивать
и, в общем-то, обидно —
вы голоса не лишены,
хоть не учились, видно.
Но безобразник вы большой
по всем моим приметам!»
Дракон вздохнул в последний раз:
«Спасибо и на этом!»
И вот из просторов бескрайних вод,
гонимый пенной волной,
в туман, воротившись из дальних стран,
корабль пришел домой —
в Ирландскую землю, где колокола
в Клуан-ферта на башне бьют,
где лес темнеет под сводом небес
и туманы стеной встают,
где Шаннон в Лох-Дерг течет не спеша,
где дождя висящая сеть —
сюда святой Брендан пришел навсегда,
пришел, чтобы здесь умереть.
«Отец, ты мне расскажи, наконец,
и ничего не таи —
о том, что встретил в просторе морском,
что узрели глаза твои.
Живет ли за морем эльфийский народ,
чьи скрыты от нас острова?
Семь лет ты искал — так нашел или нет
ту землю, что вечно жива?»
«Много забыл я того, что чудно,
но не забыть никогда —
поныне стоят пред глазами они:
Облако, Древо, Звезда.
Целый год мы плыли вперед и вперед,
и нам не встречалась земля,
нигде мы не видели птиц на воде,
ни встречного корабля.
Вдруг темное Облако встало — и гром
раскатами загремел.
О нет, не закат то был, не рассвет,
но запад побагровел.
И прямо под Облаком встала гора —
отвесные склоны черны,
вершина курилась, и были в тиши
удары прибоя слышны;
жерло на вершине пылало светло,
как пламя небесных лампад:
гора, словно столп, подпирающий Храм,
корнями сходила во ад.
Стояла она, основанье тая
во мгле затонувшей земли,
куда после смерти ушли навсегда
далекой страны короли.
Во мраке угрюмом утихли ветра,
и весла ворочали мы —
нас мучила жажда, и голод был жгуч,
мы больше не пели псалмы.
Зато миновали мы Облако то,
и открылся берег высок:
спокойной волною стучался прибой,
катая жемчужный песок.
Нам мнилось — неужто здесь будет волна
наши кости катать века?..
Найти не могли мы на скалы пути —
уж больно стена высока.