За полшага до счастья - Аньес Ледиг

Жюли помахала в ответ. Ромэн заметил ее в зеркале заднего вида. Жюли остановилась. Она была разочарована тем, что сегодня ей не удалось перекинуться с ним несколькими словами. Его работа с Людовиком стала для нее неким ритуалом. Опоздание на сеанс заставило Жюли осознать, что рядом с этим человеком ей становится легче дышать, что он дает ей поддержку, возможность восстановить силы, чтобы выстоять, сохранить твердость духа.

Однако после краткого момента отчаяния Жюли убедила себя, что еще будут другие утра, так что одним больше, одним меньше…

Придя в палату, она нашла там Людовика все в том же состоянии. То же безучастное лицо. Те же приборы вокруг него. Та же кровать, та же палата, та же кома…

Честное слово, бывали утра повеселее…

Поцеловав Людовика, Жюли заметила клочок бумаги, положенный на край постели…

«Маме Людовика».

Она развернула записку.

«Видимо, вас что-то задержало…

Я хотел предложить вам посетить наш центр, чтобы вы осмотрели его и поняли, чем мы занимаемся. Детей сейчас немного, как раз было бы очень удобно.

Сегодня днем, около двух, у меня будет небольшое окно, я мог бы отвезти вас… Я приеду в больницу к другому ребенку. Оставляю вам номер своего мобильного, скажите, что вы об этом думаете и можете ли вы…

До встречи.

Ромэн Форестье».

Разумеется, Жюли хотелось бы побывать в центре, где Людовику предстоит провести часть своего детства. Неизвестное всегда немного страшит, так что если представляется возможность, надо ее использовать.

Жюли схватила мобильник и забила в его память номер Ромэна. Она уже вполне овладела управлением этим аппаратом. Некоторое время она обдумывала, как записать: «Массажист» или «господин Форестье»… Пусть будет «Ромэн».

И она отправила ему сообщение, что с удовольствием посетит центр во второй половине дня.

Жюли взяла ручку Людовика в свою, стала перебирать его пальчики, указательным пальцем вывела спираль на его ладошке, потом прижалась к ней щекой и, глядя на сына, тихонько заплакала.

Всего несколько слезинок, чтобы излить слишком переполненное горем сердце. Слишком много печали. Сегодня плохой день. Не может же солнце каждый день светить. Иногда небо бывает хмурым, освещает жизнь по-другому, немного более тускло, с каким-то серым оттенком, менее радостным.

Жюли привыкла к таким минутам отчаяния, они неизбежны. Она посмотрела в окно. Небо – и в реальной жизни – было серым. Скоро хлынет дождь. Капли уже стучали по стеклам, подгоняемые порывами ветра. Вдоль оконных переплетов струилась вода, сперва это были единичные крупные капли, они постепенно сливались с другими такими же, и вот уже поток ускорялся, становился шире. И этот водный танец непрестанно повторялся. Пейзаж за окном был размыт, словно в дымке; можно было различить очертания, но не детали, точно как в будущем, смутно вырисовывающемся перед Жюли. Словно эскиз картины, которую она надеялась впоследствии дописать, раскрасив ее в яркие цвета…

Ее мобильный завибрировал.

«Привет, Балу. Мне не терпится дождаться, чтобы у тебя снова появилось желание потанцевать, дерево скучает. Я здесь. Я думаю о тебе… Поль».

Крошечный просвет между облаками…

Жюли ответила, что все еще будет. Что дерево еще будет здесь, когда Балу выйдет из зимней спячки. Старые дубы долго живут…

Поль смешил ее, выслушивал, заставлял задуматься, разделял ее интересы. Поль всегда был рядом, когда она нуждалась в нем. Он мог бы быть ее лучшим другом, если бы они познакомились пораньше. Нужно ли время, чтобы подтвердить подобные отношения? Жюли доверялась ему не задумываясь, как будто это само собой разумеется. Поль ее защищал. Он шел в гору первым в связке, а подъем сейчас был крут. Но он был чуть выше ее, подбадривал, указывал, за что лучше ухватиться, иногда, стоило Жюли расслабиться, слегка натягивал веревку – но не сильно, чтобы, оказавшись наверху, она испытала удовлетворение от своей победы.

Таких, как он, принято называть «лучший друг».

Самое начало третьего. В дверь постучали, и появилась голова Ромэна Форестье. Увидев Жюли, он улыбнулся и подошел к Людовику.

– Как вы сегодня?

Жюли ответила честно, рассказала о своем утреннем печальном настроении. С Форестье все казалось так просто. Ромэн из тех редких людей, которые, поздоровавшись, спрашивают «как дела» и с подлинным интересом ждут ответа. Чувствуется, что он искренне прислушивается к окружающим.

– Ну что, вы готовы?

– Э-э-э… даже не знаю… Посмотрим.

– Вот увидите, атмосфера там очень теплая, если вы этого опасаетесь…

– Я и сама не знаю, чего опасаюсь. Хотя нет, знаю.

– Тогда вы успокоитесь, там видят будущее в красках, потому что всегда есть чем заняться, потому что заранее ничто не потеряно. Там не опускают руки.

– А часто у вас случаются чудеса?

– Если улыбка ребенка-инвалида – это чудо, то они у нас происходят постоянно. Мэр Лурда позеленел бы от зависти!

– Тогда мне не терпится туда поехать!

– Значит, решено, я отвезу вас?

– Если хотите. Но только вам придется вернуться.

– Не страшно. В любом случае мне еще надо просмотреть несколько историй болезни.

Жюли поцеловала Людовика и шепнула ему, что скоро вернется.

– Пойдем пешком или спустимся на лифте? – спросил Ромэн.

– Я бы предпочла лестницу…

– Отлично, вы спортсменка…

– Так надежнее…

Жюли не осмелилась признаться, что решила спускаться по лестнице, потому что в лифте, в этом замкнутом пространстве, лишенном любых лазеек, их молчание обретало бы смысл и это ее смущало бы.

Когда Ромэн открыл дверцу своего стоящего среди других старенького автомобиля, Жюли вдруг засомневалась и оробела.

– Садитесь, он прочный, не сломается.

– Главное, он красивый!

– Вы отлично смотритесь вместе…

– Вы заставляете меня краснеть.

– Вы внушаете ему робость, смотрите, он весь красный.

Садясь в машину Ромэна, Жюли переложила валяющиеся на переднем сиденье диски. Она не верила своим глазам, и ее охватило что-то вроде хорошего настроения. Видимо, это не укрылось от взгляда Ромэна.

– Вас что-то удивило? – спросил он.

– Да, наверное.

– Скажите скорей, я сгораю от нетерпения узнать, что удивительного может быть в такой старой машине.

– Дело не в машине, а в дисках Трейси Чэпмен.

– Вы ее знаете?

– Мне кажется, слова ее песен уже пристали к стенам моего салона, потому что я постоянно ее слушаю.