Брюсов Орден. Ради лучшего будущего - Денис Кащеев

В результате, за прожитые в таком режиме годы у меня накопился немаленький такой текст-автобиография. Важно было лишь хотя бы символически обновить его в четверг накануне. Записи я предпочитал делать в своем смартфоне, но на всякий случай дублируя их от руки на бумаге — как-то раз файл в гаджете почему-то не сохранился, и бесценная информация пропала. А вот старые-добрые листы в клетку неизменно демонстрировали надежность. Однажды, впрочем, и они сыграли со мной шутку: свое послание самому себе я обнаружил лишь к вечеру пятницы — в почтовом ящике, в конверте с маркой, почему-то непогашенной. Адрес при этом был написан моим корявым почерком — вот уж что оставалось неизменным всегда.

Не скажу, что такого рода заметки служили адекватной заменой живой памяти, но рабочим ее протезом — вполне. Полностью исключить проколы с их помощью было, конечно, невозможно, и среди своих знакомых я имел репутацию чувака слегка не от мира сего, с заскоками. Ну да не более того — в конце концов, у каждого на чердаке свои скелеты тараканов!

Так, пусть и регулярно меняя колею, жизнь моя худо-бедно катилась своим чередом — пока однажды утром…

* * *

Была отнюдь не пятница — воскресенье. К тому же почти середина месяца — с очередного «переключения стрелок» (к слову, в этот раз не такого уж и радикального) минула добрая неделя — мой любимый период, когда основные шероховатости уже зачищены, а перспектива очередной смены декораций еще не столь довлеет.

Так что не удивительно, что проснулся я в отличном настроении — спеша радоваться стабильности. Разлепил веки, приподнялся на локтях на постели и…

…и, незамедлительно зажмурившись, кулем рухнул обратно на подушку.

Нет! Не может быть! Ведь воскресенье же!

— Горазд же ты дрыхнуть! — послышался где-то рядом радостный высокий голосок.

Я знал, кому он принадлежит — рыжеволосой девице лет восемнадцати-девятнадцати, бесцеремонно приютившейся прямо у меня под боком. При том, не слишком обремененной одеждой — и это еще весьма-а-а мягко говоря.

Проблема была лишь в том, что соседку по кровати я видел впервые в жизни. Равно как и саму кровать — безразмерно-широкую, не чета скрипучему диванчику, на котором я, вроде как, уснул накануне. В гордом одиночестве, кстати, уснул!

Абсолютно незнакома мне была и комната — светлая и просторная, высокий потолок, воздушный тюль на окне, бежевые обои на стенах, стильная тумбочка под дерево…

Как всегда и бывает при том самом пробуждении, соображалось мне сейчас туго. Словно нечто извне яростно стучалось в сознание, слезно просилось внутрь, а разум, как мог, сопротивлялся, задействуя в борьбе все доступные ресурсы. Предоставленные до поры самим себе, мысли в моей голове затеяли беспорядочную свалку, напрочь забивая одна другую, и, возможно, из-за этого, повторно открыв глаза и взглянув на незнакомку, я задал, пожалуй, худший вопрос из возможных в сложившейся ситуации:

— Ты кто?

— Та, что будет вечно царствовать в твоем сердце! — с задорным смехом ответила девица, должно быть, решив, что это я так неостроумно шучу.

— А зовут тебя как, царица сердца моего? — почти «на автомате» продолжил спрашивать я — лучше всего в таких ситуациях у меня получалось «плыть по течению». Да, собственно, никаких иных вариантов тут и не было.

— Зови меня… ну, скажем, Изольдой, благородный рыцарь! — предложила моя собеседница, похоже, продолжая воспринимать происходящее как какую-то игру.

— Хорошо, — кивнул я. — Поведай же мне, о Изольда, где мы находимся? — обвел я широким жестом комнату.

— В родовом замке моего отца, славного барона… нет! Маркиза! Маркиза Карабаса!

— А ты у нас, выходит, Изольда Карабас? — хмыкнул я.

— Да, по-дурацки получилось, — забавно сморщив веснушчатый носик, прыснула девица и, внезапно подавшись вперед, обхватила руками мою шею, притянула в себе — точнее, попыталась притянуть, но, так как я, наоборот, машинально постарался отстраниться, сама скользнула ко мне — и жадно впилась своими губами в мои. Одеяло, прикрывавшее меня до того момента, воспользовавшись случаем, сползло, и соприкоснулись отнюдь не только наши уста, но и многое из того, что расположено ниже.

О-о-ох!..

Впрочем, прежде, чем я было решил, что, при прочих равных, не так уж и плохо начинается это нагло прикинувшееся пятницей воскресенье, как «Изольда» вдруг убрала руки, сомкнула, поджав, губки и отпрянула.

— Игорь, что-то не так? — спросила она с удивлением и, пожалуй, даже с некоторым испугом. — Ты какой-то странный…

Игорь… Что ж, еще один плюсик в копилочку: вчера меня звали именно так. А бывало, что и имя менялось, да… Всего раз, правда.

Эх, сейчас бы заветные записки проглядеть, хотя бы по диагонали! Да вот только найдутся ли они — накануне я же их не обновлял… А если и найдутся — точно не здесь, а у меня дома… С другой стороны — телефон, он же должен быть где-то при мне? Может, в нем что-то сохранилось?

Мозги у меня все еще были несколько набекрень, и, отвлекшись на мысль о телефоне, я и сам не заметил, как, отвечая собеседнице, озвучил другую:

— Все так… Только понимаешь… Я тебя не помню. Совсем.

— В смысле — не помнишь? — окончательно растерялась девица.

— В самом что ни на есть прямом. Не помню тебя, не помню, как и почему здесь оказался…

— И что вчера вечером было — тоже не помнишь? — сдвинула к переносице изогнутые рыжие бровки «Изольда».

— Помню… — ответ, казалось бы, мою собеседницу удовлетворил — ее хмурое личико вмиг разгладилось — но черт меня дернул продолжить. — Только тебя в этих воспоминаниях нет.

Зеленые глаза девицы широко распахнулись, несколько секунд она, похоже, не способна была произнести ни звука, а после сипло выдохнула:

— Ах ты сволочь!

Затем рывком вскочила с кровати, опрометью бросилась было прочь, но почти тут же вернулась, схватила одеяло и торопливо завернулась в него, словно в банную простыню.

— Добился своего и решил — наигрался, да?! — задыхаясь от гнева и, похоже, едва сдерживая рвущиеся из глаз слезы, выкрикнула «Изольда». — И даже не нашел смелости прямо об этом сказать?! Амнезию какую-то идиотскую выдумал! Ублюдок!

С этими словами она таки выбежала из комнаты.

Да уж, как ни крути, стартовые полчаса-час после этого лучше ни с кем в серьезные разговоры не ввязываться! Особенно вот с такими нервными рыжими девицами!

Первым моем порывом было метнуться за «Изольдой», как-то оправдаться (хотя как тут оправдаешься-то?!), но, уже поднявшись с кровати, я вдруг заметил свою одежду, в характерном беспорядке валявшуюся на полу, и замер на полушаге.

То, что эти вещи принадлежали мне, сомнений у меня как-то не возникло. Джинсы я даже помнил в точности — их (или точную их копию) я стянул с себя вчера, ложась спать. Дома ложась, блин! У себя дома!