Волки - Сергей Владимирович Семеркин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Пройдёмте.
Один глагол, а как много он в себя вмещает (особенно для потомков тех, кто пережил Сталина и 1937 год)! Бывает, что всю оставшуюся биографию. Оказавшись в машине между двумя спортивными мужичками в штатском Седых стал припоминать, что было вчера, ведь его жизнь, начиная с позавчера и до рождения не могла привести к подобным последствиям (иначе его попросили бы проехать раньше – чугунная логика). Он мало что помнил, события минувшего дня сливались в какой-то фантасмагорический калейдоскоп. В машине стояла тишина, никакого рока… Петя не спрашивал, куда они едут, ведь и так понятно, что все знают – куда и привезут именно туда. Его также никто не спрашивал ни о чем, ведь и так понятно, что он расскажет всё там, куда его привезут. Оставалось любоваться пейзажем.
Привезли к Управлению ФСБ по автономной области. Петя впервые оказался внутри этого строгого здания сталинских времен постройки, в Третьем рейхе строили похоже. Фээсбэшники обычно не давали пресс-конференций и не отвечали на запросы, точнее просили прислать официальный запрос на фирменном бланке, что для онлайн-новостей равносильно отказу, ведь пока почта России доставит письмо из Приозёрска в Приозёрск и обратно…
Кабинет, стол, полковник. А ведь полковник – это высокое звание для органов безопасности. Над полковником – Путин фотографией на серой стене. Чего же Петя такого натворил?
– Садитесь.
Петя сел.
– Чай будете?
– Если можно.
Принесли чай с лимоном и сахаром в граненом стакане с изящным подстаканником (такие раньше были на железной дороге, а сейчас их там заменили блядскими белыми чашками). Петя раздербанил лимон ложкой, чтобы витамин С попал в стакан.
– Рассказывайте.
– Про что? – Петя выложил лимон ложкой из стакана и положил их на… а куда их можно положить? Под бдительным взглядом полковника он положил их… прямо на стол. Отхлебнул. Вкусный чай!
– Про волков.
Кажется, у кого-то из философов он слышал совет, что на любой вопрос про что-то можно – и это будет правильный ответ в любом случае – заявить, что это что-то существует.
– Волки существуют.
Под уже знакомым бдительным взглядом полковника ФСБ до этого горячий чай в стакане начал замерзать. Но и холодный чай можно пить, что Седых и сделал, некультурно прихлёбывая. Путин нейтрально на всё взирал со стены. Пауза затянулась. Будут бить – подумал Петя. Но его не били, на него вообще не оказывали никакого физического воздействия, его даже отпустили в туалет. Но это позже.
– Вы от себя про волков спрашивали или кто надоумил?
– Сам, по своей глупости. Ну не про миллиардные же кредиты спрашивать, я в этом ничего не понимаю.
– А про волков понимаете?
– На охоту ходил. Звери серьёзные.
Взгляд полковника подталкивал к дальнейшим признаниям.
– Вот я и спросил без задней мысли – не боятся ли наши китайские товарищи здешних волков.
– И всё?
– И всё.
Петя врал, но ведь никого в туалете кроме него и японца не было, и где Япония, а где ФСБ? Но оказалось близко, очень близко. Мир стал плоским, как деревня Гадюкино после сильного ливня.
– А почему тогда глава компании Митсубиси хэви обратился к Правительству Японии, оно прислало запрос нам и ситуация обсуждалась у него, – перст полковника указывал точно вверх, там на стене в принципе должен был висеть портрет Феликса Эдмундовича Дзержинского, но мы – торопыги – уже знаем, что там укрепили портрет Владимира Владимировича Путина.
Седых сглотнул. Никогда его тёмные делишки не достигали такой высоты. Он пошевелил ушами, благо их почти скрывали волосы и это не выглядело неучтиво в создавшихся серьёзнейших обстоятельствах.
– Я тогда уже был несколько не трезв. Да пьяный был, чего там…
– Это может быть признано судом отягчающим обстоятельством.
– Ну, что было, то было. И вот захожу я в туалет… – Петя показал рукой, с какой стороны он зашёл в сортир.
– Проникнув на охраняемую территорию…
– Это вам виднее, а я просто в туалет зашёл по малой нужде. Справил я её, уж простите за подробности.
– Ничего-ничего…
– …и японца встретил, он как раз руки мыл. Тогда я его и спросил про волков.
– Просто так?
– Конечно! Точной формулировке не помню, я очень плохо говорю по-английски.
– А по-японски?
– Совсем не говорю. Ну знаю, аригато – спасибо по-ихнему. Я и спросил его – не боится ли он волков?
– А почему японец утверждает, что выглядели вы – цитирую: «демонически страшно»?
– Демонически? Я? – Петя изобразил Швейка, с похмелья получилось плохо. Он никогда не умел играть, он умел только жить.
Вот тут стало кристально ясно, что в этом кабинете вопросы задаёт не Петя.
– Лицо у меня такое, какое есть. При разговоре с японцем тона я не повышал. Даже, по-моему, улыбался.
– Это зря.
– Наверное.
– А про острова не спрашивали?
– Нет, они же в гостях, тем более химический гигант у нас строят. Я же понимаю всю важность…
– Непохоже.
– Ну, не до конца понимаю… но никаких диверсий не готовил, про волков спрашивал из чистого любопытства. У них же нет волков. А у нас есть.
Пауза.
– …волки – это же страшный зверь…
Далее два часа допроса о том же самом. По кругу. Круг – это замкнутый и изогнутый отрезок прямой. И вот к какой загогулине эта прямая вывела:
– Пётр Николаевич, вы представьте, к вам приезжают сотрудники полиции и у вашей сожительницы… (тут полковник назвал полное ФИО Весты, а ведь даже Петя его не знал) находят марихуану, а у вас на компьютере нелицензионные программы и вы получаете вполне реальный срок по одной статье, а она – по другой и более тяжёлой. И отправляетесь на разные зоны. Как вам перспективка?
– Совсем не радует, – Петя искренне погрустнел.
– Так начинайте сотрудничать!
И Петя начал, он совсем не был революционером, крепким, как кремень. Да и из-за чего садится-то? Из-за шутки юмора? Из—за волков? Да пусть они сдохнут, как мамонты!
Но сотрудничал Седых совсем не так, как хотелось людям в штатском. Подельников он своих не выдавал – якобы их не имелось. Шпионом западным не объявлялся. Да он им и не был, органы об этом знали. Явки, пароли… да какие у этого рокера недоделанного явки? Вот триппер или сифилис – может быть…
Через вечность и ещё один аккорд глас с небес произнёс:
– Можете идти…
И Петя пошёл. Муторно было у него на душе, когда он вышел из здания ФСБ. А мир шумел, как