Страна Саша - Гала Узрютова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нет, вру. Есть вторая вещь, которая меня раздражала.
Дядя Рома такой дотошный, что меня иногда выворачивает. Даже дрова должны ровно лежать, и плевать, что мы в лесу. Когда я что-то делал не так, он говорил «отставить» и начинал рассказывать про армейскую дисциплину.
– В армию бы сходил, там бы тебя научили уму-разуму. Я отслужил и не жалею. А сегодня вон – не мужики, а полубабы какие-то, год – и то боятся отслужить. Хлюпики! Ну ничего! Я тебя научу делу-то, научу! Жизнь-то она вот – в маленьких таких делах! Когда-нибудь ты это поймешь!
И как только тетя Таня его выносит? А дочери?
Естественно, даже пиво на нашей рыбалке пить не разрешалось, не говоря уже о сигаретах. Хотя хотелось достать свои слимы и закурить. Всё равно мне нравится дядя Рома. С ним как-то спокойно. Может, это и есть идеальная семья. Вот такая, как у него, не то что у нас с маман. Она всё время приводит его семью в пример и чуть что просит Рому поговорить со мной. Маму всегда особенно заботило, как я проведу Новый год. Ей хотелось, чтобы я был таким же счастливым в этот праздник, как и другие дети. Хотя кто сказал, что дети счастливы на Новый год? Обычные взрослые выдумки. Чтобы сделать меня счастливым, дядя Рома по просьбе мамы каждый Новый год покупал две елки: одну своей образцовой семье и одну – нашей, недоумочной. Наверное, каждая елка хотела попасть в образцовую семью, но каждый год одна из них должна была побывать у нас.
Мне всегда было очень страшно смотреть, как после Нового года все выкидывают елки во двор. Потом приезжают грузовики и куда-то их увозят. Может, где-то есть кладбище елок и они все там лежат? Даже не знаю, я бы не хотел это видеть. Должны же люди как-то думать, что они делают. Я бы просто не смог вот так вот выйти и выкинуть елку. Сейчас уже мы не ставим елку, и у нас есть искусственная. Когда я был еще вообще маленький, я каждый раз требовал с дяди Ромы елку, и он покупал ее, хотя и говорил, что ему жалко дерево. Но я топал ногами, и он соглашался.
И вот, когда наставала пора убирать елку, я долго не отпускал ее. Хотел, чтобы она еще постояла, но мама говорила, что скоро елка начнет осыпаться, а мусора у нас быть не должно. Вот была елка, а вот уже мусор. Тогда мы с дядей Ромой ходили в лес рядом с домом и ставили нашу елку в снег рядом с живыми елками. Как будто она продолжала так расти. Когда я немного повзрослел, дядя Рома стал сам выкидывать елку. Каждый раз, когда он возвращался, я выпытывал у него: ты точно отнес елку в лес? Ты ее не выкинул? Ты поставил ее рядом с другими елками? Он кивал, а я теперь понимаю, что вряд ли он ее ставил. Выбрасывал где-нибудь за домом, наверное. В общем, я тот еще псих.
Я рассказал дяде Роме про звонок отца.
– И что ты думаешь? – осторожно спросил он, переворачивая рыбу на гриле.
– Не знаю. С одной стороны, я понимаю, как он с мамой поступил, с другой – охота посмотреть, какой он. Я ведь его совсем не помню. А фотки только старые есть. А ты ведь его помнишь, дядя Ром?
– Помню, конечно, – закурил он какие-то крепкие сигареты. – Увивался за твоей матерью, как принц. Приехал как-то на мотоцикле к нашему дому и повез ее катать. Без шлема. Вот дурак. Отец наш тогда взбучку ему хорошую дал, так он не сдался. Мать в истерике. Сказала, что из дома Соньку не выпустит, но та тайком бегала, любовь такая была. Вообще, сначала он мне нравился, крутой такой, знаешь. С мотоциклом. Потом как-то вроде в доверие вошел. Даже в дом стал приходить, хотя родители к нему не смогли привыкнуть, но пришлось терпеть, Сонька без него не могла. Сбежала один раз, вот они и испугались. Свадьба когда была у них, красиво так ехали на мотоцикле: Сонька в белом платье и батя твой в джинсе. Ну а потом-то что дернуло его – не знаю. Соньку бросил, тебя бросил и свалил. Мать твоя на развод подала, суды все эти начались. С алиментами копеечными – и то проблемы постоянно. Я батю твоего – молодого еще – как-то встретил случайно, сказал ему тогда всё, что о нем думаю. А ему даже ответить нечего было. Понял, наверное, что дурак дураком. А в итоге? Ни кола, ни двора, ни семьи. Вот будет у тебя семья своя, поймешь.
– Да такими путями не будет у меня ни фига, дядя Ром, – копошился я палкой в костре и думал об отце. И еще о том, что никогда бы не бросил свою семью, а хотя бы денег им присылал.
– Хочешь с ним поговорить? – с подозрением буркнул в мою сторону винни-пух.
– Хотел бы, но мама не даст. У нее знаешь какая истерика была!
– А чего с ним говорить? Что он скажет?
– Да нет, понять просто, может. Не знаю. Мне иногда хочется, а потом резко не хочется, когда я вспоминаю, как мама приходила по ночам, выкладывала объедки из ресторана и мы устраивали пир.
Мне хотелось курить, но дядя Рома этого бы явно не одобрил, поэтому я продолжал вдыхать дым от мужского нашего костра.
– Ну а чего он скажет? Сейчас переманивать тебя будет на свою сторону. А ты смотри, мать-то одну не оставляй. Она тебя вырастила.
– Да знаю я, дядя Ром.
В общем, лето уже пошло наперекосяк. Я хотел закончить свой цикл картин о двенадцати разных людях. Еще я нарисовал одну девушку, Дашину подругу. Макса нарисовал, хотел еще маму, но дело застопорилось. Вместо этого я нарисовал Майкла Джексона и повесил картину на дверь. А то там, говорят, аукцион с его портретом Уорхола не заладился, зато у меня есть свой портрет.
Я Майкла никогда не слушал особо. Он был где-то далеко и был всегда. Надежно