Русский корсар - Skif300
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Найдя на улице вязанку хвороста, затащил внутрь, чем счёл свою задачу выполненной. Растопить печь, нагреть воды, приготовить еду — здесь это женское занятие. Потому, сбросив дальнейшие дела на хрупкие девичьи плечи, блаженно растянулся на широкой лавке. Пусть девочка работает, ей полезно будет для психотерапии. Усталость и стресс скоро взяли своё — сам не заметил, как погрузился в беспокойный сон.
Глава 2
Пробуждение было внезапным, как удар грома. Как то так получилось, что за время короткого сна перед глазами, словно на ленте кинохроники, пролетела вся жизнь человека, чьё нынешнее тело заняло моё сознание. И некоторые подсмотренные поневоле события, я предпочёл бы забыть и не вспоминать никогда. Но, память вновь и вновь возвращала меня к одному и тому же месту.
Желая покарать Новгород за измену, в начале 1570 года Иван 4 двинул своё опричное войско к городу. Второго января он был полностью окружён. Восьмого царь направился к обедне в храм Святой Софии. Казалось, вроде ничего не предвещало беды, государь со смиренным выражением лица, спокойно отстоял службу.
Но вдруг, после литургии, выйдя на улицу, Иван Васильевич закричал «гойда!». И Новгород подвергся многодневному разорению. Досталось всем: пострадали, и знать, и духовенство, и простые горожане. Историки до сих пор спорят о количестве пострадавших. Однако, есть свидетельство от самого царя. В поминальном синодике, где он кается перед своими жертвами, имеется красноречивая надпись, относящаяся к этому времени: «По Малютиной сказке (по словам Малюты Скуратова) отделал 1490 человек».
Девятого января на Городище доставили схваченных опричниками людей из разных сословий, подозреваемых в измене. Тащили целыми семьями, не брезгуя слугами и престарелыми приживалами. После пыток, главы семей были облиты какой-то особой горючей смесью. Опалённых их за ноги привязывали к саням и тащили по направлению к Волхову. Там сбрасывали с моста на лёд и топили в полыньях. Вместе с ними в воду заталкивали и семьи. Маленьких детей привязывали к матерям.
Мой предок, Захар Боков, принимал в этом непосредственное участие. Может быть, время было такое или душа его очерствела за долгие годы, проведённые в боях и походах, но ни малейших сомнений или жалости он не испытывал. Один эпизод, из его «подвигов» запомнился мне больше всего. Когда, спустившись на лёд, он за волосы отволок к полынье молодую девушку лет шестнадцати. Как скинул её полубессознательное тело в воду, а потом багром толкал его вниз под ледовую корку. Добившись своего, он невольно кинул взгляд на кусочек ледовой поверхности, очищенной от снега. Две девичью ладони упёрлись в лёд со стороны реки, а между ними белое пятно лица — и глаз, который не мигая смотрел на Захара… А потом всё исчезло. Предок только плюнул, тут же забыв про увиденное. А вот на меня это произвело впечатление. Проснувшись в холодном поту, я долго не мог прийти в себя. Не уверен, что вообще смогу выкинуть подобное из памяти.
Немного отойдя от подсмотренного в памяти предка, задумался, что делать дальше. Решил съездить посмотреть на нынешнюю «царскую Москву», заодно забрав нажитый Захаром хабар, который он хранил у своего родственника дьяка Ивана Бокова. Кто знает, выкинет меня из этого тела или нет, делать то что-то надо.
Девица, малость отмывшаяся и приодевшаяся выглядела уже не так непрезентабельно. Ну, или мои понятия женской красоты двадцать первого века, были далеки от эталонов шестнадцатого. В принципе, всё равно. Не до этого сейчас. Так как виноват во всех её бедах был бывший владелец моего нового тела, я чувствовал за неё ответственность. Поэтому, смотря ей прямо в глаза, твёрдо обещал вернуться. Велел сидеть тихо, не отсвечивая. Если меня не будет через пару дней, пусть спрячется у крестьян, в ближайшей деревне. А там или родственники объявятся, или еще, какая оказия приключится. Бог не выдаст, свинья не съест. Вроде поверила, немного успокоилась.
В Александровскую слободу, я попал примерно в полдень. Расписание, по которому жил царь и его ближайшее окружение было мне прекрасно известно. Память предка досталась мне в полном объёме. Вопросом, куда же тогда девалась его личность? — я не задавался. Было бы о ком жалеть. Не мешает — и ладно.
К духовному окормлению своей опричной братии царь приступал с четырёх часов утра. Иногда не гнушался лично залезть на колокольню, чтобы от души позвенеть в колокола. С четырёх до семи, вместе с церковными служителями Иван 4 поёт со своими братьями — опричными слугами различные псалмы. Затем перерыв на час, после которого снова пение и молитвы в храме, продолжающиеся до десяти часов. Не прийти на службу нельзя, это допустимо только по причине телесной немощи. За прогул — восемь дней епитимьи, за «злостное пренебрежение», могут побить палками. Далее начинается трапеза, во время которой царь стоит, пока братия принимает пищу. Часто, воображая себя в роли настоятеля, а опричное войско в качестве монахов, во время обеда, он читает им вслух назидательные книги. Кушанья подают далеко не постные, хватает и хмельного.
Одеты царские слуги в тёмные одежды: монашьи куколи, крестьянские овчины. Однако под простыми одеждами у них были поддеты другие одеяния — из дорогих тканей со вставками куньего и собольего меха. На взгляд человека будущего — двойные стандарты, лицемерие и лживое морализаторство в действиях и поступках русского царя прослеживались невооружённым глазом. Однако, нельзя судить человека из прошлого по современным меркам, оторванным от понятий и мировоззрения, господствующих в его действительности. Лица, стоящие у власти, тогда искренне верили, что богатые подарки на благо церкви, поминки по загубленным жертвам, смогут спасти их души от расплаты за содеянное при жизни. «Богу богово, а кесарю кесарево. Вся власть от бога». А раз так, то повинные в измене против власти, повинны и перед богом. Значит, зачем церемониться с грешниками? Можно их отправить под лёд, как в Новгороде. Что интересно, в памяти Захара, я нашёл этому вполне логичное объяснение. Дно реки, озера и т. д. у людей того времени ассоциировалось с преисподней. Поэтому, отправить человека на дно водоёма, значило поместить его прямо в ад. С точки зрения, предка