Босс для стажёрки - Светлана Штауб

Тогда-то я поняла, что никто в этой жизни не сможет помочь мне лучше, чем я сама. Тогда же я стала немного наглой, немного невоспитанной и немного несговорчивой — всё потому что именно тогда, пять лет назад, будучи семнадцатилетним подростком, только-только поступившим на первый курс института, я была вынуждена воспитывать полуторагодовалую сестрёнку, о которой никак не мог позаботиться спивающийся папа.

Ну а вишенкой на торте всего этого ужаса стало увольнение отца с работы из-за его частых прогулов…

Все эти пять лет я пыталась успеть всё и сразу — учиться, воспитывать сестру и зарабатывать, пытаясь хоть как-то обеспечить семью, чтобы мы могли покупать не только самое необходимое, но и чтобы хватало на одежду, и даже немного сладостей.

Конечно, папа нашёл работу через несколько месяцев, но это была совсем не та работа, что позволила бы нам жить безбедно. До трагедии с мамой он работал начальником службы безопасности банка, после трагедии, из-за постоянных пьянок, ему пришлось быстро переквалифицироваться в грузчика…

Проснувшись тем утром в обуви, я окончательно поняла, что устала. И уволилась не только потому, что уволили мою подругу, но и потому что сама этого хотела на подсознательном уровне.

Я устала на столько, что больше не выдержу…

Чуть приподнявшись на локтях, посмотрела на кроссовки. Обувь стала очередным подтверждением полнейшего изнеможения.

— Леся! — радостно завопила вбежавшая в комнату девчушка с прелестными русыми волосами. Всегда завидовала тому, как быстро они растут у сестрёнки, а особенно сильно — отсутствию секущихся кончиков.

Наверное, всё дело в том, что я слишком злоупотребляю дешёвым выпрямителем…

Сестрёнка залезла на кровать и обняла меня так, что её пухленькие, очаровательные щёчки оказались прямо у меня на груди. Конечно же я не смогла не умилиться. Я вижу её каждый день, и каждый день я умиляюсь тому, какой же ангельский это ребёнок на вид.

Но, сколь же ангельской была сестрёнка на вид, столь же принципиальной она была внутри. Нередко, если что-то вдруг шло не по плану, доходило до открытых скандалов. Не нравится жаренная рыба на завтрак — устроим истерику. Не хочется в садик — устроим истерику. Не нравится, что не пустили гулять… угадайте что? Правильно — истерика!

Хорошо, что с каждым годом Стася взрослела так же быстро, как пришлось взрослеть мне, после смерти мамы, а потому к своим шести девчушка очень даже успешно обуздала некоторые моментики своего капризного характера.

— Задушишь же, — как можно более артистично отыграла я, молвя сиплым голоском.

Сестрёнка быстро сползла с меня, завалившись на вторую половину кровати.

— Как там папа? — спросила я, понимая, что ничего хорошего при входе на кухню меня не ждёт.

Наверняка, снова пьёт с самого утра…

— На кухне, — коротко ответил ребёнок.

Глаза Стаси помрачнели, а мягкие губки поджались, растянувшись в тоненькую линию.

Тяжело вдохнув, я спросила:

— Опять пьёт?

Стася кивнула.

Я закрыла глаза, потерла лицо руками и подскочила с кровати, выпрямившись по струнке, точно оловянный солдатик. Но уже пару секунд спустя, почувствовав никуда не испарившуюся усталость, расслабила плечи и шею, ссутулившись до уровня Бабы-Яги.

Стася оперативно оббежавшая кровать, за считанные секунды оказавшаяся передо мной, взглянула на меня довольным взглядом. Девочка пылала энергией, которой так не хватало мне.

— Что на завтрак? — дёргая меня на рукав, спросила девчушка.

Я пожала плечами, состроив такое лицо, словно я последний человек, которого нужно об этом спрашивать.

Ребёнок быстро решил вопрос:

— Давай блинчики!

— Если только замороженные, — огорчила я.

— С мясом?

Я молча кивнула.

Девчушка расстроилась. Но всего-то на пару секунд — уже спустя пару секунд она снова смотрела на меня выжидающим взглядом.

— Тогда конфеты.

Я прищурилась. Стася ответила тем же, не переставая при этом улыбаться.

— Ах ты хитрюга! — я не смогла удержаться и набросилась на ребёнка, пытаясь её защекотать.

Пару минут мы бесились, катаясь по полу, словно нам обеим было по шесть. На время я даже забыла, что давно не ребёнок. «Благо», об этом очень быстро напомнил ворвавшийся в комнату отец.

— Что за крики?! — с ходу начал браниться папа. — Неужели нельзя тише?! Телевизор же мешаете смотреть!

Не скажу, что я терпеть не могла отца: до того, как он начал пить я души в нём не чаяла. Но потом… что-то пошло не так. Для меня стало откровением, как быстро может поменяться человек. Ещё удивительнее было то, что в худшую сторону люди меняются куда быстрее, чем в лучшую.

— Леся, ты почему ещё здесь? Когда будет завтрак? Жрать охота.

Папа приложил руку к пузу и почесал основательно располневшее за последние несколько лет брюшко.

Ох… и за что мне это всё?

Обратив взор к небу, я понадеялась, что получу хоть какой-то ответ, но тут же поняла, что упёрлась в простой натяжной потолок. Вот так всегда… Мечтаешь о чём-то, планируешь что-то, а потом упираешься в потолок…

— Давайте это… заканчивайте тут, — бросил напоследок папа, после чего удалился, оставив нас с сестрой наедине.

Мы молча переглянулись. Даже несмотря на то, что одной из нас было шесть, обе понимали, что жить так дальше больше нельзя.

— Пааап, ну сколько можно… — Схватив пульт, я переключила канал, потому что уже просто не могла выдерживать ругательства отца, которые он посылал ведущим по ту сторону экрана. — Зачем смотреть, если это только злит тебя? В самом деле! Как ребёнок!

Обругав отца, я вернулась к выпеканию оладий.

Злости не хватает! И себе настроение портит, и другим не даёт насладиться прелестью раннего утреннего подъёма… Радует хотя бы то, что не приходится будить Стасю. Её гиперреактивность — это конечно не панацея, но я даже не представляю, как бы справлялась с ней, если бы она была той ещё соней-засоней. Сама-то еле встаю после полного учебного дня и пятичасовой смены, заканчивающейся в час ночи.

— Да потому что врут они всё, сволочи!

Отец закричал так, что я тут же подпрыгнула на месте, внезапно обнаружив, что чуть не заснула.

— Боже… — отходя от шока, произнесла я. Прикрыла глаза и ответила единственное, что я могла ответить в данном случае: — Потому что не других надо слушать, а самому что-то делать.

Заметив, как недовольно я кошусь на бутылку алкоголя, отвечать папа не стал. Молча подтянул бутылку, открутил крышку и заполнил стопку. Порицательный взгляд не помог — я отвернулась, не желая видеть, как самоуничтожается отец.