Злой рок короля Генриха - Лилия Подгайская

— Ты успеешь пожалеть о своих словах, щенок, когда топор палача опустится на твою шею, — скривив побелевшие губы, произнёс король. — А до того времени сможешь много раз раскаяться, пока будешь ожидать казни в мрачной камере Тауэра.

И Генрих велел увести осуждённого. А казнь назначил на день, до которого было ещё почти полтора месяца. Он хотел, чтобы оскорбивший его дворянин, мальчишка, которого он сделал рыцарем, помучился в своей мрачной камере. Пусть дойдёт до того, чтобы просить о помиловании, которого он, конечно же, ему не даст.

А в замке Бэкхем настали чёрные дни. Графиня Луиза стала похожа на тень от горя. Она пыталась добиться свидания с сыном, но ей не позволили. Тогда, спрятав гордость, несчастная женщина пошла на поклон к королеве. Она просила только одного — дать ей возможность ещё раз увидеть своего дорогого мальчика и прижать его к сердцу. Элизабет сумела убедить коронованного супруга, что это послужит более глубокому раскаянию преступника. И короткое свидание было разрешено.

Когда графиня Луиза спустилась вслед за сторожем в тёмную камеру с единственным маленьким окошком где-то под потолком, она была настолько потрясена видом сына, что едва удержалась на ногах. Реджинальд похудел, был бледен, лицо его заросло густой щетиной. Но дух его не был сломлен. Он нежно обнял мать, прижавшуюся к его груди, и велел ей быть стойкой в их общем горе.

— Так уж случилось, матушка, — прошептал он ей в волосы, — я не мог поступить иначе, простите меня. Я всегда ненавидел этого человека, убившего моего отца. Простите. И не вздумайте просить для меня помилования. Вы же понимаете, что его не будет. А я не хочу, чтобы вы унижались перед этим бессердечным монархом. Я готов принять смерть, раз уж так случилось. Зато я отомстил за сестру.

Они постояли несколько минут молча, отдаваясь счастью близости друг к другу. Потом Реджинальд снова заговорил.

— Я хочу, чтобы вы знали, что я всегда любил вас, матушка, и сейчас горячо люблю, — голос его охрип. — И я умру с вашим именем на устах. Передайте мою любовь Сесилии и поцелуйте за меня руку бабушки, когда увидите её. А теперь идите, родная моя. Идите к свету и теплу. И помните меня.

Графиня, заливаясь слезами, покинула камеру заключённого — сторож как раз оповестил её, что свидание окончено. С тех пор она никогда уже не улыбалась и до конца дней глаза её были наполнены неизбывной болью.

Когда наступил день казни, возле Тауэр-Хилла собралась огромная масса людей. Но нигде не было слышно весёлых разговоров, как случалось частенько. Люди были подавлены и удручены. Когда стражники вывели молодого графа Бэкхема, гладко выбритого и одетого в чистую одежду, по толпе прошёл ропот. Он был так хорош — молодой, сильный, красивый. Граф шёл к эшафоту, гордо подняв голову и твёрдо ступая. Ему не повезло погибнуть в битве, как отцу, но здесь, на плахе, он не посрамит памяти деда. Поднявшись на помост, где его уже дожидался палач, Реджинальд поднял голову, посмотрел в ясное летнее небо и пошёл к плахе. Священник что-то говорил ему, но он отмахнулся от назойливых наставлений — всё, что нужно, было уже сказано. Настала звенящая тишина, хотя на холме собралось огромное количество людей. И в этой тишине прозвучал чистый молодой голос:

— Прощай, жизнь! Прощайте, матушка! Я иду к отцу и деду. Я не посрамил их чести и горд этим.

С этим словами он положил голову на деревянную колоду, и топор палача взвился над ним. Но месть короля Генриха не была ещё завершена. Топор опускался на шею казнимого три раза, прежде чем всё было кончено.

Толпа угрожающе заворчала. И тут раздался громкий мужской голос.

— Убей и меня, никчемный трус Генрих Тюдор, — зазвучал он над притихшим опять холмом. — Я проклинаю тебя и предрекаю, что за это преступление ты поплатишься смертью своего наследника. Ему не дожить до возраста убитого тобою графа Бэкхема. Давай же, тиран, хватай меня. Я хочу упокоиться рядом с моим мальчиком, которого я вырастил после того, как ты убил его отца.

Генрих сам стал похож на мертвеца, услышав эти слова. Он сделал знак рукой, и мужчину схватили и поволокли к плахе, где он без принуждения положил голову на залитую кровью Реджинальда деревянную колоду. Топор палача взлетел снова, но на этот раз всё было кончено с первого удара.

И тут ясное летнее небо как-то мгновенно затянуло грозовыми тучами, и злой ливень обрушился на людей. Но тем, кто уже покинул этот мир, было всё равно.

На другой день после свершившейся казни графиня Луиза постриглась в тот же монастырь, где уже много лет пребывала её мать. Руку несчастной Сесилии вместе с замком и титулом король отдал своему надёжному человеку, который был лет на двадцать старше невесты. Тот никогда так и не простил её позора и до конца жизни попрекал жену. А когда супруг скончался, Сесилия тоже изъявила желание покинуть суетный мир и найти утешение в молитве. Она разделила судьбу своей матери и бабушки, хотя, в отличие от них, никогда так и не узнала радостей любви.

Осень 1488 года

Стоял тёплый и солнечный день золотой осени, какими английская земля не часто радует людей. А король Генрих, уединившись, предался размышлениям. Сегодня его потянуло на воспоминания. Но это была отнюдь не сентиментальная прихоть, нет. Его холодной расчётливой натуре не свойственны были такие слабости. Он привык трезво оценивать обстановку и находить разумные решения встающих перед ним проблем. А сейчас их, этих самых проблем, было больше, гораздо больше, чем ему бы хотелось. И, ещё раз оценив прошлое, следовало тщательно продумать действия, которые нужно предпринять, чтобы обеспечить своё будущее.

Прошло три года с той страшной битвы, в результате которой золотая корона Англии, о которой столько лет мечталось вдали от её берегов, оказалась, наконец, на его голове. Отчим, лорд Томас Стэнли, сдержал своё обещание и сделал его королём, водрузив отнятую у поверженного Ричарда корону на его голову прямо на поле боя. И это видели все, кто был с ним, и склонились перед новым монархом. В этот момент они все ликовали, потому что одержали победу над превосходящими силами противника и свалили-таки Белого Вепря. Хотя многие понимали, что, как на охоте, взяли сильного зверя не в открытой схватке один на один, а затравив огромной сворой разъярённых псов.

Ему никогда не забыть последних минут этой отчаянной схватки. Сам он притаился среди своих верных людей, из-за их спин наблюдая за ходом боя. Рисковать своей жизнью он не собирался. За него воевали любящий дядюшка Джаспер Тюдор, граф Пембрук, в замке которого он, Генрих, родился двадцать восемь лет назад, и долгие годы верный Ланкастерам Джон де Вер, граф Оксфорд, сильный воин и хороший стратег. Но всей их силы и умения не хватило бы, если бы Ричарда не предали те, кому он доверял. Генри Перси, граф Нортумберленд, за которым стояли немалые силы, так и остался наблюдателем, не сдвинув свои войска с места. Верный слову Говард, герцог Норфолк кинулся в схватку, но вскоре пал, когда на него насели с двух сторон. Один противник сумел выбить у него меч, кажется, вместе с рукой, а другой обрушил на его голову сокрушительный удар булавы. Это оружие, столь излюбленное в старые времена на континенте монахами-воинами, которым запрещено было проливать кровь, никогда не подводило. Герцог Норфолк рухнул, как подкошенный. Он, Генрих, возликовал — это был сильный противник.