Пепел большой войны. Дневник члена гитлерюгенда. 1943-1945 - Клаус Гранцов

Наверху располагаются комнаты для девчонок и нас, мальчишек. В нашей мальчишеской каморке спартанская обстановка — ничего лишнего. Стены и потолок выбелены известью. Кровати стоят у внутренней стены, деревянный комод с нашим бельем под наклонной внешней стеной. Два стула, лампа, маленькая лежанка у печки — и ничего больше. На стенах развешаны венки из дубовых листьев, жетоны и почетные грамоты, полученные нами в спортивных состязаниях.

Свои книги я держу на лестничной площадке. Там стоит большой дубовый шкаф, потому что другого места для него просто нет. В нем я могу копаться часами. В других помещениях верха лежат яблоки, висят окорока и колбасы, сделанные после последнего убоя. В торцах под крышей стоят ткацкий станок, прялки и сундуки со старыми вещами.

Имеется еще и чердак. Там ссыпана пшеница, потому что под крышей тепло и сухо. Для нас, детей, это еще одно прекрасное место для игр, когда на улице идет дождь.

Но если стоит солнечная погода, нас всегда надо искать в саду, который располагается сразу за домом, куда и ведет задняя дверь. Там растет множество яблонь, на клумбах цветут прекрасные цветы, между окнами кухни поднимаются кусты роз, беседка, построенная южнее конюшни, увита цветущими растениями. Вдоль светлозеленой штакетной изгороди проходит деревенская улица, у зарослей ракитника она изгибается вправо, к насыпному холму, где летом постоянно устраиваются праздники для детей.

Но до этого тебе еще нужно пройти мимо старой пекарни, которая пока все еще гордо возвышается справа. С обеих сторон ее подпирают разросшиеся кустарники и сараи для дров. За этим романтичным строением ты обнаружишь две черные компостные кучи. Поскольку мама устроила здесь новый огород, отец обнес его чудесной новой изгородью из проволочной сетки, а в каждом углу посадил по грушевому дереву.

От насыпного холма наш двор отделяет живая изгородь из невысоких буковых деревьев, больше похожих на кустарники. Проход в ней ведет в наше село, к лесу и к Лисьему холму за ним.

Таков мой родительский дом, моя родина, то место, которое я больше всего люблю и куда всегда возвращаюсь. Я люблю дом своих родителей, каждый день думаю об этом прекрасном родном очаге и часто тоскую, когда мне приходится оставаться в городе, чтобы ходить в школу…

Но вот я снова оказался в школе…

О странник, если ты зайдешь в наше село, ведь ты же сразу узнаешь мой родительский дом, правда?»

20 июня 1943 г.

Последний день в школе! Сегодня мы просто сошли с ума. Сначала на уроке немецкого языка, который вела Дорис. Мы должны были выучить наизусть стихотворение «Битва под Лейпцигом».[15]Перед этим мы все договорились, что тот, кого вызовут, вместо слов «…и пули летели, как снежные хлопья, и тысячи тысяч пали наземь мертвыми в той битве под Лейпцигом» должен говорить «…и пули летели, как овсяные хлопья».

И надо же, чтобы она вызвала как раз Хубуса фон Бонина! Он принял мечтательный и наивный вид и забубнил: «…и пули летели, как овсяные хлопья!» Мы тут же заржали в голос. Дорис скривилась, постучала костяшками пальцев по своей кафедре и проскрипела: «Серьезно! Серьезно!» А когда Мук фон Тройенфельд прошептал мне: «Это она зовет своего парня!»,[16]я выпалил это во весь голос.

В то же мгновение Тегге выпустил в воздух майского жука, которого где-то нашел, и фон Цицевиц крикнул: «Полетели овсяные хлопья!» Мы просто хором заржали от восторга!

Теперь уже Дорис больше не могла сдерживаться. Она сняла пенсне, постучала им о чернильницу и закричала: «Откройте окно! Откройте окно!»

Весь класс бросился открывать окна. Но майский жук даже и не думал о том, чтобы улететь на улицу. Он сделал круг над Дорис и плюхнулся под классную доску. Никто из нас не стал его поднимать. Мы все сделали вид, что нам противно прикоснуться к нему. Дорис ничего другого не оставалось, как только самой «приложить руки». И она собственноручно выбросила его наружу.

Затем принялась ругать нас на чем свет стоит: «И такой класс должен быть моим? Вот же бездельники! Ну, погодите, вот стану я вашей учительницей!»

Так это вышло наружу! То, что Дорис будет нашей классной руководительницей! Попомнит она нас, уж мы устроим ей веселую жизнь. Ведь в следующем классе она уже должна будет обращаться к нам на «вы»! Что ж, пусть только попробует отточить на нас свои зубки, тут уж ей не позавидуешь.

Под конец этого дня у нас еще были уроки латыни и греческого, Цезаря и Гомера, как мы их называли, которые вел Карлуша Рихтер. С тех пор как он с нами стал читать Одиссею, он обращался к нам всегда только на «вы». «Сделайте мне приятное, — как-то раз сказал он, — выучите первые двадцать стихов этой поэмы наизусть, тогда, может быть, это будет все, что у вас останется от вашего гуманитарного образования!»

«Что вы сегодня проходили на уроке немецкого?» — спросил он нас. Мы рассказали. Он только покачал в задумчивости головой. «Битва под Лейпцигом», «Фанфары Вионвиля» и «Розы Гравелота»[17]ему совершенно не нравились, но он не рисковал высказываться по этому поводу. Мы знали наверняка, что он терпеть не может Дорис из-за ее партийного рвения, хотя он сам носил значок члена партии. В последнее время он даже стоял навытяжку перед классом во время утреннего приветствия возгласом «Хайль Гитлер!». Раньше он этого никогда не делал, лишь один новый молодой учитель принимал стойку «смирно» во время этого ритуала. Остальные пожилые преподаватели тоже относились к этому довольно небрежно.

Под конец урока Карлуша снова стал любопытен. «Не знаете ли какого-нибудь нового политического анекдота?» Ну еще бы мы не знали! Да один Мук фон Тройенфельд по этой части просто знаток. И он стал рассказывать про мюнхенских голубей.

На Одеонплац в Мюнхене расположены евангелическая и католическая кирхи, на которых всегда селилось великое множество голубей. Гитлер посещает «столицу Движения»,[18]видит тучи голубей и спрашивает Геринга: «Скажи-ка, Герман, это католические или евангелические голуби?» Тот отвечает: «Да я-то этого пока не знаю! Давай-ка лучше спросим кого-нибудь из церковников». Они обращаются к церковному служке, и тот тотчас же отвечает: «Это национал-социалистические голуби!» — «Но как вы определили?» — хотят знать Гитлер и Геринг. «Ну как же, — объясняет служка, — они ведь позанимали самые высокие места, жрут самые вкусные кусочки и обгаживают кирху!»