Жена хранителя теней - Наталья Самсонова

— Если бы квэнни Даллеро-Нортон увидела эти чашки, — хихикнула Риетта, — она бы заставила нас переписывать «Основы этикета».

Я только фыркнула. Да, именно эти чашки — большие, ярко-желтые, с орнаментом из сочно-голубых грибочков — квэнни не видела. Зато она уже три года боролась с чашкой нашего отца — глухо-черной, с каймой из белоснежных косточек. Но, увы, алвориг Даллеро-Нортон — сильный маг и защитил любимую чашку так, как не защищают не каждое драгоценное украшение.

— Держи. С травами.

— Спасибо. Опять экспериментируешь? — Я выгнула бровь. — Напомнить ли тебе, что благородной квэнти не положено возиться в зельеварне?

— Благородной квэнти много чего не положено, — криво улыбнулась Анриетта. — Но когда это нас останавливало?

Я только улыбнулась и сделала еще несколько глотков терпкого травяного напитка. Риетта права. Иногда мы с ней выбирались из замка и ставили Онхельстер на уши, пользуясь тем, что жители всегда нас прикрывали. Да и не делали мы ничего плохого. Подумаешь, один раз зачаровали городской фонтан, чтобы он повторял все сочные словечки, сказанные вблизи воды. Или перекрасили бродячих собак в цвета Даллеро-Нортон. Отец, кстати, только посмеялся и, невзирая на гнев квэнни Даллеро-Нортон, поставил уличных псов на довольствие. А мы этого и добивались.

Ох…

— Ты что-то не то туда намешала, — проворчала я. — Сейчас усну и ничем тебе не помогу.

— Не уснешь, — грустно улыбнулась Анриетта и осторожно забрала из моих безвольных рук чашку. — Не уснешь. Знаешь, отец взял с меня черную клятву, что я никогда не прикоснусь к тебе. А я хотела. Ты добрая, и тебе не хватает духу делать то, что ты хочешь.

Хмурясь, я пыталась побороть сонную одурь.

— Ты никогда не сможешь меня простить. — Риетта не смотрела на меня. — И я даже не буду говорить, что мой поступок пойдет тебе во благо. Не пойдет. Хотя…

Резко выдохнув, сестра подняла на меня глаза:

— Я люблю Терри, а он любит меня. И я буду бороться за свое счастье. Я поступаю подло и эгоистично, и, быть может, к концу жизни я раскаюсь. Быть может, меня накажет Мать-Магия. Пусть. Зато я буду знать, что сделала все, чтобы быть счастливой.

Риетта выплела из своей косы ленту и, сев рядом со мной, положила ее мне на грудь.

— Я не прошу понимания, — хрипло произнесла она. — Я не прошу прощения. Спросишь почему? Потому что понять меня ты не можешь: твоя жертвенность и доброта застит тебе глаза. А просто взять и простить… Даже ты не сможешь. Весь Онхельстер будет считать, что ты обманом проникла в спальню моего жениха. Я люблю тебя, сестренка. Но, вот беда, себя и Терри я люблю больше.

— Риетта…

На большее меня не хватило. Тело одеревенело, и я могла лишь беспомощно наблюдать за раскручивающейся воронкой портала.

— Я давно это задумала, — тихо сказала Анриетта. — Портал заказан от твоего имени и настроен на перемещение из твоей комнаты в покои нашего покойного брата.

Я не верила, что Риетта могла так поступить. Но портал, неумолимый, неподконтрольный мне портал, доказывал: могла. Могла и сделала.

Упала я во что-то мягкое. И несколько минут просто лежала, не в силах прийти в себя. В голове бились лишь две мысли: «Как она могла?!» и «Мать-Магия, что же мне делать?!»

Тело не слушалось, совершенно не слушалось. Паника захватывала с головой. Я даже не могла понять, есть ли кто-то рядом со мной. Я могла лишь лежать, смаргивать слезы и рассматривать расписной потолок.

«Пожалуйста, Мать-Магия, пожалуйста. Пусть все обойдется, — истово молилась я про себя. — Пожалуйста».

Как я буду жить дальше? Если меня поймают в покоях Хранителя Теней…

Так или иначе, а все проходит. Прошли и мои бессильные слезы, сердце перестало так судорожно биться, и я смогла выровнять дыхание. В спальне, а это, безусловно, она, царила тишина, которую нарушали лишь мои прерывистые вздохи. Значит, здесь никого не было.

«Спасибо, Мать-Магия. Спасибо», — выдохнула я про себя.

Теперь дело за малым, нужно лишь побороть действие зелья и выбраться отсюда незамеченной.

Я старалась. Я прикладывала воистину нечеловеческие усилия, и наконец мне удалось перевернуться на бок. Еще раз и еще. Руки и ноги не подчинялись мне, и на пол я упала с глухим стуком. Ушиблась, конечно. Но сейчас меня это волновало в последнюю очередь. Синяки и ссадины можно залечить потом. Позже. В покое и безопасности своей комнаты.

Кое-как заставила себя встать на четвереньки. Руки дрожали, удерживать свой вес было тяжело. Еще немного. Еще чуть-чуть. Где-то на задворках сознания мелькнула дурацкая мысль: закатиться под кровать и переждать до утра.

Крохотные иголочки впились кончики моих пальцев. В голове зашумело, а перед глазами поплыли темные мушки. Хорошо, что Анриетте не удалось толком выучиться на зельевара. Еще пара минут, и я смогу убраться отсюда.

«И выкинуть Анриетту из своей комнаты». Нет у меня больше сестры. Может, я и правда жертвенная дура, но… Но я не жалею ни об одном своем поступке. Мне, по крайней мере, не стыдно за себя.

Собрав себя в кучу, рывком поднялась на ноги. И обмерла от резкого звука. Бросив осторожный взгляд вниз, я коротко выругалась — тонкая ткань моей ночной рубашки не выдержала и разорвалась.

Неважно. Неважно. Никто не увидит, а если и увидит — отговорюсь. Главное — выйти из спальни, прокрасться сквозь гостиную и закрыть за собой двери покоев. Если меня поймают в коридоре… Что ж, я — будущая Хранительница Знаний и могу почти любого послать куда подальше. С отцом придется объясняться, но ему я просто покажу линию на своем запястье. Он поймет. Обязательно поймет. У него у самого таких линий больше десятка.

Шаг, другой, третий. Вот и заветные двери. Пусть меня шатает от усталости, но я почти выбралась!

Я обрадовалась слишком рано.

Резко распахнувшаяся дверь заставила меня шарахнуться назад. Под босую ногу попало что-то мягкое, теплое, и я полетела на пол. Но не упала. От второго падения меня спасли чьи-то крепкие, надежные руки.

Мужчина. Это был мужчина. Он поймал меня…

«Лучше просто идите. Иначе кто-нибудь вас все-таки поймает», — эхом, отзвуком прошлого пронеслось в голове.

Мужчина что-то обеспокоенно спрашивал, а я могла смотреть только на его ладонь. Его сильную, теплую, сухую ладонь. Ладонь, которая лежала на обнаженной коже моего предплечья. И на золотое сияние, которое растекалось вокруг его пальцев.

«Вот и все. Вот и все, Лиарет», — пронеслось у меня в голове.

— Лиарет Даллеро-Нортон! — громыхнуло у меня над головой.

Отец. Мать-Магия, за что?!

— Спокойнее, вы же видите, что девушка не в себе, — осадил отца тот, кто удерживал меня в своих руках. Удерживал так, словно я была драгоценной. Словно я могла разбиться.