Маска ангела - Кирилл Казанцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты, сука, в тюрьме подохнешь, а выродков твоих живьем сожгут, — сквозь зубы сказала она, цыганка вытаращила глаза и вцепилась проститутке в волосы. Та схватила ее за толстый отвислый нос, цыганка завопила, и обе свалились с лавки, не обращая внимания на окрики дежурного. Тот со всей дури лупил дубинкой по решетке, цыганка верещала, а девица молча драла ей лицо ногтями, драла от души и скалилась при виде крови.
Их кое-как растащили охранники, развели по углам, цыганка проклинала всех и вся, девица молча приводила в порядок прическу. И вдруг замерла, сделала профессиональную стойку и даже изобразила подобие улыбки на побитой физиономии. Илья обернулся на дверь — в дежурку вошел отец, а за ним Макс. Оба при полном параде, красавцы, батя блещет благородной сединой и безупречным костюмом с белоснежной рубашкой под ним. Как никак — юбилей сегодня, надо выглядеть. Вот он и выглядел на все сто, как и Макс, элегантный до невозможности, в черном пальто поверх светлого костюма, причесан, выбрит, улыбается с видом вассала, что прибыл в свои владения. И пахнет умопомрачительно дорогой туалетной водой, враз перебившей все запахи «обезьянника». Не виделись они месяца два, Макс тогда повышение получил, и сутками пропадал на работе, и сейчас выглядел уставшим, но улыбался, хоть и было заметно, что через силу. Отец мельком глянул на Илью и даже не остановился, пошел дальше, Макс же наоборот, подошел к решетке, с откровенным любопытством осмотрелся и прошептал:
— Сидишь, братишка? Ничего, потерпи, сейчас домой поедем.
И вроде спокойно так сказал, без подковырки, однако и в глазах, и в интонации брата сквозила усмешка. Илья этот покровительственный тон стоически вынес, кивнул и посмотрел на отца: тот показал дежурному какую-то бумагу, тот прочитал ее, посмотрел на Илью, на цыганку, что вконец озверела и натурально бросалась на сержанта, в запале обещая ему проблемы по мужской части и отсутствие потомства.
Сержант грохнул дверью, попутно прищемив цыганке палец, та взвизгнула, шарахнулась к стене. Шлюха улыбалась Максу, строила ему глазки, тот окинул ее оценивающим взглядом и сказал:
— Красивая девочка. Была когда-то. Ну и компания у тебя, братик, один к одному. Все, пошли отсюда.
Дверь «клетки» открылась, сержант махнул Илье рукой, и тот вышел в коридор. Отец по-прежнему, точно не замечая непутевого сына, смотрел на полицейского, а тот сказал Илье:
— Выходишь под подписку о невыезде. Завтра явишься к дознавателю, у нее вопросы к тебе есть. Все, можешь идти.
Макс нарочито брезгливо, двумя пальцами взял Илью за рукав, повернул, разглядывая повреждения. Шов на спине треснул еще в банке, штаны в грязи, когда по полу тащили, да и сам рукав наполовину оторван, это уже когда руки выкручивали.
— Хорош, — проговорил отец, — топай давай.
И они потопали к выходу. Дождь прекратился, но было сыро и довольно холодно, свет фонарей терялся в тумане, машины неслись по дороге, поднимая из луж фонтаны грязных брызг. Настроение, несмотря на чудесное спасение из острога, было хуже некуда, Илья чувствовал себя отвратительно. Мало того что отцу праздник испортил, так еще и себя дураком выставил. Ну вот почему бы ему было не стоять спокойно и не помалкивать в тряпочку, когда тот придурок пистолетом размахивал? Дешевле бы отделался. Хотя нет, тут ставки другие…
Домой, вернее к отцу, ехали на новеньком «БМВ» Макса. Тот сидел за рулем, вел машину важно и степенно, как и положено человеку, занимавшему высокий пост. Два месяца назад на работе ему вышло повышение, и теперь это не просто Серегин Максим Васильевич, а заместитель председателя правления и начальник департамента внутреннего аудита довольно крупного, по московским меркам, банка. С соответствующим жалованьем и полномочиями, проистекавшими из этого повышения.
Отец сидел рядом с ним, поглядывал на Илью в зеркало заднего вида. И не с усмешкой, как недавно Макс, а с жалостью, как к убогому или скорбному на голову. Смотрел-смотрел, потом спросил, без малейшего намека на издевку:
— Ну и зачем ты влез? В стороне не мог постоять, Робин Гуд хренов?
Слова отца настолько стыковались с его собственным настроением, что Илья в который раз убедился — отец умеет читать мысли. Посмотрел в окно на цепочку мутных огней, что висели над дорогой, и сказал, глядя на свое отражение в стекле:
— Не мог. Я бы себя уважать перестал.
В зеркало глянули сразу двое: Макс и отец. Брат быстро отвел взгляд, переключился на дорогу, а отец задержался, смотрел на сына. И тут уже Илья знал, о чем думает пожилой, но еще крепкий и во всех смыслах хоть куда человек: «Весь в отца. Волковская порода, не переделать». Серегин Василий Дмитриевич был Илье не родным отцом, а отчимом. Волков Михаил, его сослуживец, погиб при исполнении служебных обязанностей, когда пацану было семь лет. Мать Ильи мужа пережила на полгода, и мальчишке светил детдом, когда Илью забрал к себе Серегин. Привел в дом, к жене и сыну, что был старше приемыша на три года, и как-то сразу, точно самой собой получилось, что они теперь одна семья. Разницы в воспитании пацанов отчим не делал, обоим влетало одинаково, и пряники они получали в равных пропорциях. А внешне были не похожи: Макс высокий сероглазый блондин, предмет обожания девчонок своего и параллельных классов, а Илья на полголовы его ниже, худой, с темными жесткими волосами, что вечно падали на глаза. И Макс лез в драку с любым, кто усомнился бы в их родстве, как и Илья, но неумело, в отличие от брата. А потом, когда навыки пришли, желающих подразнить его «подкидышем» уже не осталось.
И в армии оба отслужили, каждый в свой срок, причем в серьезных войсках, а не декоративных, где солдат видит автомат один раз, во время присяги. Потом оба закончили один и тот же институт, но у Макса учеба хорошо шла, а Илья ленился, ему было неинтересно. Не управление финансами манило, а другое — движуха, опасность, война, если угодно. Отчим это дело давно просек и посмеивался иногда: сколько волка ни корми, а он в лес смотрит, намекая на характер Ильи. Илья не обижался, но поступал по-своему. Отец терпеливо ждал, когда тот «отбесится», но сегодня, судя по его виду, терпению пришел конец. И было кое-что еще, Илья помнил, что подобное доводилось видеть раз или два в жизни: когда Макс с медалью закончил школу, а потом получил это самое повышение. Тогда отец смотрел точно так же, как и сейчас, и Илья без труда угадывал его мысль: «Мой-то молодец, смог, а этот…». Мой и не мой, чужой — от осознания собственной никому ненужности стало холодно и мерзко, точно снова оказался в «обезьяннике». Отец поспешно отвел взгляд, что-то негромко сказал Максу, тот прибавил газ, и «БМВ» только что не полетел над дорогой, как в том анекдоте.
На даче ждал накрытый стол, почти нетронутый, открыть успели лишь коньяк — отец пил только его, и то, когда случался повод. Как сегодня, например, но торжество получилось скомканным. Илья умылся, кое-как привел в порядок одежду и сел за стол, Макс налил отцу коньяк, брату — водки и только занес бутылку над своей рюмкой, как отец сказал:
— Погоди, успеешь.
Бросил на стол телефон, документы и кошелек Ильи, тот рассовал все по карманам, проверив сначала наличность. Все на месте, даже карточка злосчастная, даже странно. То ли менты теперь порядочные пошли, то ли отец постарался. Второе скорее, он в их городке всех знает, с кем-то служил, с кем-то водку пил, с кем-то работал и так далее. Вот и разгадка.