В Магеллании - Жюль Верн

— Перенести индейца на шаланду мы сможем только вдвоем. Ягуара оставь пока здесь — вернешься за ним после, — как бы очнувшись, произнес Кау-джер, повернувшись к Карроли.

Их ждало трудное испытание — спуститься с раненым по расщелине к берегу; склон был очень крутой. Туземец не приходил в сознание. Его грудь слегка приподнималась от слабого и неравномерного дыхания. Пусть мертвым, но Кау-джер доставит охотника в стойбище валла.

— Возможно, он не выживет, — сказал Кау-джер, — зато соплеменники смогут проститься с ним.

Они двинулись в путь с большой осторожностью, стараясь не споткнуться и не упасть. Осыпавшиеся под ногами камни грозили нарушить равновесие. Потребовалось немало времени и сил, чтобы выбраться из расщелины и ступить на берег. Здесь сделали остановку, и Карроли вернулся за ягуаром. Он с трудом перетащил зверя к скале, слегка повредив при этом шкуру хищника.

Кау-джер еще раз послушал сердце индейца и молча поднялся.

По песчаному берегу, усеянному небольшими скалами и многочисленными раковинами, раненого перенесли к воде.

На водной глади плавно покачивалась удерживаемая якорем шаланда, на которой валялось с полдюжины шкур вигоней и гуанако, убитых на островах во время плавания. Это было суденышко с двумя мачтами, сильно отличавшееся от пирог туземцев, перекрытое настилом от форштевня[19]до кормовой мачты. Такелаж[20]несколько напоминал оснастку бретонских сардинщиц[21], у которых фок, обшитый с наружной стороны и удерживаемый в натяжении штагом[22], мог служить кливером[23]. Лучше оснащенная, чем каноэ туземцев, с парусами из циновок, балансирами и лопатообразными веслами, она могла плавать в открытом море.

Индейца перенесли на судно и поместили под настилом на охапке сухой травы. Раненый по-прежнему не приходил в себя.

Карроли вернулся на берег, взвалил на плечи ягуара и отнес на корму шаланды, паруса которой уже были подняты. Легкого дуновения ветерка оказалось достаточно, чтобы судно — теперь можно было прочитать его название: «Вель-Кьеж», что на языке аборигенов означало «Чайка», — отчалило.

Время приближалось к пяти, и отлив еще в течение шести часов будет гнать воду на восток. Шаланда держалась в кабельтове[24]от левого берега. Благодаря стихающему северо-западному ветру, шаланда двигалась довольно быстро. Порой, когда ветер порывом налетал из-за какого-нибудь выступа скалы, паруса округлялись. «Вель-Кьеж» тогда заметно кренился, и Карроли, стоявший у руля, отдавал шкот грота и приводил, если надо, руль к ветру[25]. Но солнце клонилось к горизонту, бриз стихал — через каких-нибудь полчаса они будут полностью зависеть от течения.

Мало-помалу скалы становились ниже, иногда они отступали, и тогда безжизненный скальный ландшафт сменялся равнинами, зелеными лугами, густыми лесами. Бухты, питаемые в основном водой рек, впадающих в пролив, становились более широкими, а берег — более изрезанным.

Кау-джер и Карроли хранили молчание. Время от времени Кау-джер заглядывал под настил, склонялся над индейцем, трогал его грудь, прислушивался к дыханию, смачивал бледные губы раненого целительным снадобьем. Затем возвращался на корму и вновь погружался в раздумье, которое его спутник даже не пытался нарушить.

«Вель-Кьеж» оставался во власти течения до восьми часов вечера. Исчез серп нарождающейся луны — ночь обещала быть темной. Надо было поторопиться скрыться за скалами, поскольку вот-вот должен начаться прилив.

Карроли направил шаланду к узкому заливчику, отгороженному от моря высоким каменистым выступом, о который с шумом разбивались волны. Он отдал кошку[26], оба паруса были взяты на гитовы[27]и притянуты к мачтам. Теперь настало время позаботиться об ужине.

Он принес несколько охапок валявшегося на берегу хвороста, сложил из двух камней очаг и развел огонь. Несколько рыбешек, выловленных утром, остатки бедра гуанако, утиные яйца, запеченные в золе, несколько галет из запасов, хранившихся на судне, — вот и вся еда. Пресной водой из ближайшего ручейка разбавили тростниковую водку. Поев, Карроли вымыл столовые и кухонные принадлежности и убрал их в ящичек, прикрепленный к борту с внутренней стороны. Пожелав доброй ночи Кау-джеру, он растянулся на корме и быстро заснул.

Стояла тихая, темная ночь, небосвод был усеян звездами, среди которых на середине расстояния между горизонтом и зенитом блестели бриллианты Южного Креста. Никаких звуков, кроме шипения пены на прибрежной гальке. Природа погрузилась в сон, бодрствовал лишь один человек — Кау-джер. Он сидел на корме, облокотившись на край борта. Ноги его от ночного холода были закутаны одеялом. Погруженный в свои мысли, он не забывал поглядывать на воду — не начался ли отлив, который позволит продолжить путь.

Несколько раз какие-то звуки прерывали его мысли. Он вставал, осматривался, прислушивался. Но, убедившись, что все в порядке, усаживался на прежнее место.

Вероятно, он задремал и спал до двух часов ночи. Одновременно с Карроли его разбудило покачивание шаланды, которая стала разворачиваться на якоре.