Разбойник - Керриган Берн

Непокорные кудри Фары появились из-за тяжелых дверей часовни, и когда она заметила Дугана, стоявшего у алтаря, освещенного одинокой свечой, сияние ее улыбки осветило ей путь по проходу. Фара надела простую белую ночную рубашку, которая бесконечно ему нравилась, и при каждом ее шаге из-под длинного подола показывались ее босые ножки.

Дуган протянул ей руку, и она без раздумья взяла ее.

– Ты отлично выглядишь, – прошептала Фара. – А что мы тут делаем, Дуган?

– Я пришел сюда, чтобы жениться на тебе, – пробормотал он.

– Да ты что? – Она с любопытством огляделась по сторонам. – Без священника?

– Нам в горной стране священники не нужны, – проговорил он с легкой усмешкой. – Наши браки благословляются многими богами, а не одним. И они приходят, когда мы их просим, а не когда к ним обращается священник.

– Звучит еще лучше, – согласилась Фара, с воодушевлением кивая головой.

Они встали на колени лицом друг к другу перед алтарем, и Дуган обвернул обрывком выцветшего пледа их соединенные правые руки.

– Просто повторяй за мной, Фея, – пробормотал он.

– Хорошо.

Фара подняла на него свои глаза, и он ощутил прилив такой сильной и неистовой любви, которая, казалось, была неуместна в этой святой комнате.

Дуган начал магический обряд, за которым когда-то ребенком наблюдал из-за материнских юбок:

Фаре нужно было иногда подсказывать слова, но она произносила их с таким пылом, что Дуган был тронут.

Надевая своей Фее на палец кольцо из ивовой лозы, он очень четко произносил священные древние клятвы, но ради Фары перевел их на английский язык:

Мгновение она казалась растерянной и ошеломленной, но потом объявила:

– И я тоже.

Этого было довольно. Отныне она принадлежала ему. Вздохнув, словно он сбросил тяжелый груз, Дуган освободил их руки и отдал Фаре обрывок пледа.

– Оставь его себе и храни у сердца, – сказал он.

– О Дуган, а мне нечего подарить тебе! – с сожалением воскликнула Фара.

– Ты подаришь мне поцелуй, Фея, и на этом дело будет сделано.

Фара бросилась к Дугану и неумело прижала свой маленький ротик к его губам, а затем с громким чмоканьем прервала поцелуй.

– Ты – лучший муж, Дуган Маккензи, – заявила она. – Я не знаю другого мужа, который мог бы заставить лягушку так высоко прыгать, придумывал бы такие умные клички для лис, живущих под стеной, или бросать три камня одновременно.

– Только мы не должны никому об этом рассказывать, – предупредил Дуган, все еще пошатываясь от поцелуя. – До тех пор, пока не станем взрослыми.

Фара согласно кивнула.

– Мне лучше вернуться, – сказала она неохотно.

Дуган согласился и, опустив голову, поцеловал ее еще раз более нежным поцелуем. В конце концов, это было право мужа.

– Я люблю тебя, моя Фея, – прошептал он вслед девочке, которая, сжимая в руках плед, молча побрела по проходу, украшенному яркими цветами.

– Я тоже тебя люблю.

На следующую ночь маленькая Фея разбудила Дугана, приподняв одеяло и проскользнув к нему на узкую койку. Он открыл глаза и в тусклом свете одинокой свечи увидел копну серебристых кудряшек, рассыпавшихся у него на груди.

– Что ты делаешь, Фея? – сонным голосом спросил он.

Она не ответила ему, просто вцепилась в его рубашку с несвойственным ей отчаянием. Ее тело сотрясала дрожь, а из ее горла вырывались тихие, бессловесные рыдания.

Дуган инстинктивно обхватил ее руками и крепко прижал к себе, паника охватила его до мозга костей.

– Что случилось? Тебе больно?

– Н-нет, – запинаясь, ответила она, не поднимая головы.

Дуган немного успокоился, однако тревога не оставила его: он увидел, что его поношенная ночная сорочка спереди вымокла от ее слез. Он приподнял голову, чтобы проверить, не заметил ли ее присутствия кто-то из двадцати или около того мальчиков, койки которых стояли рядом или напротив, однако все было тихо, насколько он мог судить. Фара никогда не ложилась в его постель прежде, так что привести ее сюда могла только очень серьезная причина.

Слегка изогнувшись, чтобы посмотреть на нее, Дуган в серебристом лунном свете увидел такое, отчего кровь застыла в его жилах.

На Фаре была ее чудесная ночная рубашка – та самая, в которой она была прошлым вечером, когда он взял ее в жены, – только теперь на ней от талии до кружев на шее не было крохотных пуговок. Она сжимала половинки рубашки одной рукой, а другой вцепилась в него. Безрадостное спокойствие охватило Дугана, когда он принялся укачивать в руках свою десятилетнюю жену.

– Расскажи мне. – Это было все, что он смог произнести прерывающимся от страха голосом.

– Он притащил меня в свой кабинет и начал говорить такие уж-ужасные вещи, – прошептала Фара ему в грудь. Ее лицо залилось краской, и она все еще не решалась поднять на Дугана глаза. – Отец Маклин сказал мне обо всем, что я искушаю его сделать со мной. Это было ужасно, страшно и неприлично. А потом он усадил меня на колени и попытался поцеловать.

– Попытался? – Кулаки Дугана, прижавшиеся к ее рубашке на спине, затряслись от ярости.

– Я… вроде как… ударила его в плечо ножом для писем и убежала, – призналась Фара. – Прибежала сюда. К тебе. Это единственное безопасное место для меня. Ох, Дуган, он за мной охотится! – Девочка разрыдалась, и все ее тело содрогнулось от усилий не плакать громко.

Несмотря ни на что, губы Дугана скривились в усмешке: он был удовлетворен поведением своей маленькой жены.

– Ты отлично поступила, Фея, – пробормотал он, поглаживая ее волосы и желая про себя, что лучше бы она ударила отца Маклина ножом в глаз, а не в плечо.

«Эпплкросс» был большой, древней каменной крепостью с множеством уголков для укрытия, но старому священнику не понадобится много времени, чтобы прийти с обыском в спальню мальчиков.

– Я не знаю, что делать, – раздался тихий голосок из-под его одеяла.

Под дверью спальни появилась полоска света, и Дуган замер, зажав ей рот рукой и затаив дыхание, пока свет не исчез.