Полтавское сражение. И грянул бой - Андрей Серба

— Российские Государи тоже знают историю и учитывают ее уроки, — назидательно произнес Кроковский. — Они не допустят, чтобы Россия расползлась в Европе или Азии настолько, что не сможет надежно защитить свои границы, и не позволят инородцам достичь числа, при коем Россия перестанет быть славянской державой. Или ты сомневаешься в здравомыслии ныне цар-ствуюшего либо будущих российских Самодержцев?

Мазепа подобрался в кресле, посмотрел на большие деревянные часы, висевшие над пушистым персидским ковром. Пожалуй, встречу с митрополитом пора заканчивать, поскольку ее цель уже полностью достигнута — в присутствии оппонента он вслух высказал то, о чем долго и мучительно размышлял в последнее время, решая наиважнейший в своей жизни вопрос: существует ли будущее у Украины в составе Российской державы и что надлежит делать ему, украинскому гетману, в случае, ежели этого нет или оно трагично.

Но одно дело размышлять наедине с собой, когда можно позволить существовать в голове сумбуру мыслей и произвольно прыгать с одной на другую, не доводя анализ самых неприятных из них до принятия решительного однозначного вывода, оставляя спасительную лазейку для нового витка рассуждений в надежде отыскать желанное решение, позволившее бы ему остаться в стороне от войны шведов с русскими. И совсем другое дело высказать мысли вслух перед возможным будущим врагом, когда, избегая всяких околичностей, двусмысленностей и недомолвок, необходимо ясно сформулировать свою точку зрения и отстоять ее в споре, когда твои доводы будут опровергаться, а доказательства браться под сомнение.

Только что он выстроил плоды своих многомесячных размышлений и заключений в единую логическую цепочку и преподнес ее для проверки на прочность оппоненту. О нет, он вовсе не пытался Кроковского в чем-то убедить или разубедить, его задача была проще — он хотел узнать, есть ли в его рассуждениях изъяны или недочеты, которые смогли бы привести его к ошибочному роковому решению. Таковых не оказалось, и, начиная уже с завтрашнего дня, он перестанет ломать голову над дилеммой, с кем быть — с королем Карлом или с царем Петром, — а начнет действовать. Действовать, ни на миг не забывая слов прилуцкого полковника Горленко, сказанных ему от имени Генеральной старшины и полковников: «Все мы за душу Хмельницкого Бога молим за то, что тот освободил Украину от лядского ига, а твою душу и кости станут дети наши проклинать, если ты после себя оставишь казаков в такой неволе».

Ну а Кроковский сейчас услышит то, что ему нужно услышать, и наплевать, поверит он в сказанное Мазепой или нет.

— Отче, как могу я брать под сомнение благоразумие Государя Петра, которому столько лет верно служу, а тем паче его наследников? Я поделился с тобой своими мыслями о судьбах канувших в Лету двух Римах и ныне существующем Третьем потому, что с подобными мыслями ко мне обращаются Генеральная старшина и полковники, которым я отвечаю точно так, как сей час ты мне. С кем еще я могу быть откровенным и раскрыть до дна душу, как не с тобой, духовным пастырем?

По лицу Кроковского гетман видел, что тот очень сомневался в искренности его слов, но это Мазепу ничуть не волновало.

— А теперь, отче, отпочинь перед завтрашней дорогой. Да и я прилягу, может, удастся немного поспать. Совсем хворобы и старые раны замучали, отняли до конца былую казацкую силушку. Будь иначе, давно примчался бы к Государю со своими полками и сражался бы со шведами. Доброй ночи, отче...

* * *

Царь раздраженно бросил на стол трубку, вскочил со стула. Заложив руки за спину, принялся мерить длинными шагами комнату. Целый день в седле и на ногах, устал чертовски, а вот заставить себя сидеть за столом не мог — отчего-то вбил в голову, что при ходьбе и мысли бегут проворнее, и нужные решения находятся куда быстрее.

Но, наверное, причина его нелюбви к даже недолгому пребыванию за столом заключалась совсем в другом. Прежде всего человек конкретного дела, он привык больше находиться в движении, нежели спокойно сидеть за столом, даже занимаясь деловыми бумагами. Кипевшая в нем неуемная энергия все время требовала выхода, и лучше всего это удавалось, когда он сочетал работу ума с какой-либо физической нагрузкой.

Петр шагнул к окну, окинул взглядом окружившее Витебск сплошное зеленое море. Где-то совсем недалеко по таким же дремучим белорусским лесам движется армия короля Карла. Где-то... Знать бы точно, где, по каким дорогам, куда направляется. Так нет, не дано сего знать, хотя сколько партий разведчиков отправлял он сам и Меншиков на поиски вторгнувшегося в пределы Белой Руси шведского воинства. Неизвестна также численность неприятельской армии, количество орудий, соотношение полков пехоты и кавалерии, кто из шведских генералов чем командует.

Однако не это, совсем не это заставило короля Карла волком красться по дебрям и болотам, организовав сторожевое охранение своей армии так, что к ней не могли приблизиться ни русские разведчики, ни казачьи разъезды, ни даже лазутчики из местных жителей, которым русское командование обещало большие деньги за сведения о неприятеле. Главное, что заставляло шведского короля держать в тайне маршрут движения своей армии, это желание заставить Петра распылить свои силы, держать их разбросанными по России, Белорусии, Украине. Ведь из лесов, где сейчас находилась армия Карла, он мог направиться на Москву двумя путями — через Смоленск и через Украину, соединившись заодно на ней с войсками своего польского союзника Лещинского.

Вот и вынужден Петр, пребывая в неведении о планах Карла, прикрывать оба эти пути, не забывая одновременно и о других союзниках шведов — турках и татарах, которые могут оказать поддержку вторгнувшемуся на Украину королю, зажав вместе с поляками с трех сторон — с запада, севера и юга — расположенные на Гетманщине[3]русские войска. Тогда туго, ох как туго пришлось бы и полку Анненкова, и расквартированным в Киеве солдатам князя Дмитрия Галицына, которым пока успешно удается беречь покой на южном фланге русской армии, не допуская на Украину ни полков Станислава Лещинского, ни чамбулы турок и крымчаков.

А тут еще болела голова за новую столицу, которую Петр начал возводить на Неве. Совсем рядом с ней расположился с сильным войском один из лучших генералов Карла Любекер, а под Ригой с полнокровным корпусом стоял ее генерал-губернатор граф Левенгаупт. Что стоило королю двинуться не на восток или юг, а на север, соединиться с Любекером и Левенгауптом и сильным ударом свести на нет все успехи, достигнутые Петром на Балтийском побережье? Правда, лазутчики из Лифляндии доносили, что Левенгаупт стал собирать огромный обоз с провизией и боевыми припасами и начал приводить в порядок ведущие в Белоруссию дороги. Однако почему все это не может быть хитростью многоопытного Левенгаупта, желающего отвлечь внимание противника от истинных планов своего короля?