Толстая тетрадь - Агота Кристоф
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бабушка все продала.
Мы становимся все грязнее и грязнее, наша одежда тоже. Мы берем чистую одежду в чемоданах под лавкой, но скоро чистой одежды не остается. Та, что на нас, рвется, ботинки стаптываются и протираются. Когда можно, мы ходим босиком и в одних трусах или в брюках. Подошвы наших ног твердеют, мы перестаем ощущать колючки и камни. Кожа наша темнеет, ноги и руки покрываются царапинами, порезами, корками, укусами насекомых. Наши ногти, которые никогда не стригут, ломаются, волосы, почти белые от солнца, достают до плеч.
Уборная находится в глубине сада. Там никогда нет бумаги. Мы подтираемся большими листьями некоторых растений.
От нас пахнет смесью навоза, рыбы, травы, грибов, дыма, молока, сыра, грязи, тины, земли, пота, мочи, плесени.
От нас пахнет плохо, как от Бабушки.
Бабушка нас часто бьет — своими костлявыми руками, метлой или мокрой тряпкой. Она дергает нас за уши, таскает за волосы.
Другие люди дают нам оплеухи и пинки, мы даже не знаем за что.
От ударов больно, мы плачем.
Падения, царапины, порезы, работа, холод и жара тоже причиняют боль.
Мы решаем закалить свое тело, чтобы без слез переносить боль.
Сначала мы даем друг другу пощечины, потом бьем кулаками. Увидев наши распухшие лица, Бабушка говорит:
— Кто вас так?
— Мы сами, Бабушка.
— Подрались? Из-за чего?
— Не из-за чего, Бабушка. Не бойтесь, это только упражнение.
— Упражнение? Вы совсем спятили! Ну, если вам так нравится…
Мы стоим голые. Мы бьем друг друга ремнем. При каждом ударе мы говорим:
— Не больно.
Мы бьем сильнее, сильнее и еще сильнее.
Мы держим руки над огнем. Мы режем себе ножом бедра, руки, грудь и льем спирт на раны. Каждый раз мы говорим:
— Не больно.
Через некоторое время мы действительно ничего не чувствуем. Кому-то другому больно, кто-то другой обжегся, порезался, мучается.
Мы больше не плачем.
Когда Бабушка сердится и кричит, мы говорим:
— Не кричите, Бабушка, лучше ударьте.
Когда она бьет нас, мы говорим:
— Еще раз, Бабушка! Видите, мы подставляем другую щеку, как в Библии. Ударьте по другой щеке, Бабушка.
Она отвечает:
— Чтоб вас черт побрал с вашей Библией и с вашими щеками!
Мы лежим на угловой лавке в кухне. Мы касаемся друг друга головами. Мы еще не спим, но глаза закрыты. Кто-то толкает дверь. Мы открываем глаза. Нас ослепляет свет карманного фонаря. Мы спрашиваем:
— Кто здесь? Мужской голос отвечает:
— Не бояться. Вы не бояться. Вы есть два или я много пить?
Он смеется, зажигает керосиновую лампу на столе и выключает свой карманный фонарь. Теперь мы его хорошо видим. Это иностранный солдат, рядовой. Он говорит:
— Я быть денщик капитана. Вы что делать здесь?
Мы говорим:
— Мы здесь живем. У Бабушки.
— Вы внуки Ведьма? Я никогда еще видеть вас. Вы быть здесь давно?
— Две недели.
— А! Я уезжать отпуск домой, в моя деревня. Очень весело.
Мы спрашиваем:
— Как вы научились говорить на нашем языке? Он говорит:
— Моя мать родиться здесь, ваша страна. Приехать работать к нам, официантка в кафе. Познакомиться мой отец, пожениться. Когда я быть малыш, моя мать мне говорить на ваш язык. Ваша страна и моя страна, быть друзья. Вместе бороться враг. Вы оба приехать откуда?
— Из Большого Города.
— Большой Город много опасно. Бум! Бум!
— Да, и нечего есть.
— Здесь хорошо для есть. Яблоки, свинки, куры, все. Вы остаетесь долго? Или только каникулы?
— Мы останемся до конца войны.
— Война скоро конец. Вы спать здесь? Голая скамейка, жестко, холод. Ведьма не хотеть вас брать в комната?
— Мы не хотим спать в комнате Бабушки. Она храпит и плохо пахнет. У нас были одеяла и простыни, но она их продала.
Денщик наливает из котла на плите горячую воду и говорит:
— Я надо мыть комнату. Капитан тоже вернуться отпуск сегодня или завтра утро.
Он уходит. Через несколько минут он возвращается. Он приносит нам два серых армейских одеяла.
— Не продавать это, старая Ведьма. Если она слишком злой, вы мне говорить. Я пух-пух, уби-вать.
Он снова смеется. Он укрывает нас, гасит лампу и уходит.
Днем мы прячем одеяла на чердаке.
Бабушка нам говорит:
— Сукины дети!
Люди нам говорят:
— Ведьмины дети! Ублюдки!
Другие говорят:
— Кретины! Разбойники! Сопляки! Ослы! Свиньи! Поросята! Поганцы! Гаденыши! Засранцы! Висельники! Душегубы!
Когда мы слышим такие слова, у нас краснеет лицо, шумит в ушах, щиплет в глазах, дрожат колени.
Мы не хотим больше ни краснеть, ни дрожать, мы хотим приучить себя к ругани и к обидным словам.
Мы садимся за стол на кухне друг напротив друга и, глядя прямо в глаза, произносим слова все страшнее и страшнее.
Один:
— Дерьмо! Жопа! Другой:
— Выблядок! Стервец!
Мы продолжаем до тех пор, пока слова не перестают проникать в мозг, и даже не попадают к нам в уши.
Мы тренируемся так примерно по полчаса в день, потом идем гулять по улицам.
Мы подстраиваем так, чтобы люди нас оскорбляли, и замечаем, что наконец-то мы ничего не чувствуем.
Но есть еще слова из прошлого.
Наша Мать говорила нам:
— Милые мои! Любимые мои! Счастье мое! Мои дорогие детки!
Когда мы вспоминаем эти слова, глаза у нас наполняются слезами.
Нам надо забыть эти слова, потому что теперь их никто нам не говорит и потому что память о них — это слишком тяжелый груз.
Тогда мы начинаем упражнение сначала и по-другому.
Мы говорим:
— Милые мои! Любимые мои! Я вас так люблю… Я вас никогда не покину… Я буду любить только вас… Всегда… Вы все для меня…
От долгого повторения слова постепенно теряют свой смысл, и боль, которую они несут в себе, стихает.