Призыв ведьмы - Эйлин Торен

Снежная метель все свистит да кружит лихо.

Милена не знала этой песни, она как загипнотизированная сидела и смотрела как Хэла пела. Ее голос звучал надрывно, тяжело, словно она рвала себе душу этой песней. Глаза у неё были закрыты, а девушки, что пели с ней, обняли её, а вокруг было тихо-тихо. Песня казалась жуткой, от неё сводило что-то внутри, или это голос у женщины был такой.

Хэла открыла глаза и пропела последние слова:

— Погубили душу зимы недобры чары,

Лютая зима забрала в объятия Мары.

И тогда Милена с ужасом наконец осознала, что всё это происходит на самом деле, что она на самом деле сидит на полу какого-то средневекового замка. Со всеми этими странными людьми вокруг, слушает песни, которые она знает. Песни из её детства, песни её жизни, которой кажется больше нет.

Слёз уже не было, она была так пьяна, что не было никакого желания рыдать, или спорить, сражаться, делать хоть что-то. Она уткнулась лбом в плечо сидящей рядом Миты и сознание её начало проваливаться в пустоту.

“Что-то сердечко бьётся силой…” — радостно запел кто-то из девушек, не Хэла, на совсем новый лад, незнакомый, иной, но Милена уже не смогла открыть глаза и наконец уснула тяжелым, беспамятным сном.

[1] — Король и шут “Дурак и молния”

[2] — Ленинград “Ч.П.Х.”

[3] — Король и шут “Смельчак и ветер”

[4] — Браво “Этот город”

[5] — Начало века “Тебя ждала”

[6] — Грай “В объятиях Мары”

Глава 2

Когда ему пришлось заказать у магов Хангыри новую чёрную ведьму, он совершенно не предполагал, что всё с её приходом в его жизнь перевернется с ног на голову.

Предыдущая чёрная умерла от хвори, с которой не смогла справится. Все поудивлялись, но списали на старость, потому как злая эта женщина была чёрной ведьмой при Изарии уже столько времени, что никто и не мог точно посчитать сколько тиров она наводила страх на всех приближенных к дому Горан.

Сам Рэтар был маленьким мальчиком, когда ведьма уже была седой, как ему казалось, старухой, нет не сгорбленной, не сотрясающей своими костлявыми перстами воздух — она была худой, но статной, прямой как палка, на лице её можно было распознать красивые когда-то черты, высокие скулы, прямой нос, волевой подбородок. Она носила не те серые одежды, которые носили другие серые их дома, а более темные, и они делали её лицо мёртвым, лишенным красок жизни. Это лицо было похоже на жутковатую маску. Живыми были только глаза, но жизнь в них была полна ненависти ко всему живому.

Рэтар всегда старался как мог избегать встреч с этой женщиной. Нет, он не боялся — как сыну ферана ему ничего не грозило, но ему становилось каждый раз жаль всех тех, кого эта женщина свела со свету. Даже врагов дома Горан было жалко, хотя, естественно, он никогда никому бы в этом не признался.

Когда он стал фераном и ему можно было использовать силу чёрной ведьмы по прямому назначению уже самому, Рэтар всё равно старался делать всё без её участия. А потом она внезапно ссутулилась, ссохлась, захворала и однажды просто не проснулась. Вот так бывает и с ведьмами — навалилось всё то зло, что она распространяла по миру и придавило её насмерть.

Но без чёрной ведьмы ему было нельзя. И хотя Рэтар старался не использовать призыв, но ему пришлось сделать это.

Было странно, но ведьму искали достаточно долго и они с Роаром отправились в башни Хангыри, чтобы забрать её. Однако в последний момент маги стали выворачиваться, говорить, что достанут другую, а ту, которую нашли, они отдать не могут.

Сначала они с Роаром решили согласиться. Однако радость, которая нарисовалась на самодовольных и раскормленных лицах двух магов, морочивших им головы, придумывая отговорки, чтобы не отдавать призванную ведьму, в конечном итоге разозлила Рэтара. И он потребовал отдать ту ведьму, которая была, и немедленно. Маги приуныли, но отказать они не могли. Феран Изарии был в своём праве, да и спорить с одним из самых влиятельных феранов Кармии было безрассудно даже для магов Хангыри.

Когда её привели, Рэтар не поверил своим глазам. Перед ним стояла взрослая уже женщина, а не юная девушка, как обычно бывает с серыми. У неё были тёмные с сединой волосы, короткие и растрёпанные в разные стороны. Лицо было круглое и мягкое, яркое, красивое: густые чёрные брови, глаза цвета пасмурного неба, на щеках румянец, немного курносый нос придавал ей задорный вид, а губы были припухшими, притягивающими к себе внимание. Фигура была женственной, округлой — небольшая грудь, живот, бедра скрывали юбки серого платья, которое ей шло как ему показалось как никакой другой серой. Тонкий пояс вытачивал талию, которую хотелось держать в руках. Взгляд пасмурных глаз был не озлобленным, как у всех чёрных, а бесконечно печальным.

Рэтару стало стыдно, что они вытащили эту женщину из её мира, оторвали от её привычной жизни. В голове представилась счастливая семейная жизнь с любящим супругом и крепкими детишками. У такой наверняка есть полноценная семья и Рэтар её отобрал. Он бросил на Роара быстрый взгляд и понял, что мысли их сошлись.

— Это достопочтенный феран Изарии Рэтар Горан, — тем временем пробурчал маг, который, как заметил Рэтар, отошел от ведьмы на приличное расстояние, — теперь ты будешь служить ему.

Женщина бросила на мага совершенно невообразимо прекрасный и уничтожающий взгляд, не злой, не полный ненависти или презрения, а просто уничтожающий. После она мягко присела, подогнув колени и склонив голову.

— Можно я этого малохольного прибью, достопочтенный феран Изарии Рэтар Горан? — спросила она хрипловатым голосом, похожим на шуршание варсы, поднимаясь из этого странного поклона, немного вызывающего, дерзкого.

Их взгляды встретились. Рэтар не был готов к такому вопросу, он подавился сдерживаемым смехом и одновременно смешался открытостью взгляда ведьмы, но тут вмешался маг, который завопил резким полным истерики голосом.

— Ты что не достаточно нам тут уже натворила? Что ещё тебе охота сделать? Достопочтенный феран, не ведитесь — злая, мерзкая, мелочная баба! Забирайте уже, раз так хотели её получить! Всё, подите с ней вон! И имя её сами выведывайте!

С этими словами он предпочел побыстрее скрыться в коридорах башни магов странным образом стараясь прикрыть свою спину.

Роар приподнял одну бровь, с интересом наблюдая эту совершенно странную для этого места картину — обычно тут всё происходило чинно и размеренно. Этот бурный всплеск был прямо