Лето длиной в полчаса - Карина Тихонова

Услышав грамотную литературную речь, девица за стойкой слегка оттаяла и еще раз обшарила взглядом странного посетителя. Платиновую визитку он, судя по всему, в кармане не носит, но вид вполне, вполне… Высокий, почти под метр восемьдесят, а мордочка ещё детская. Одет, как все тинейджеры, в сочетание джинсы и попсы. На голове бейсболка, повернутая козырьком назад, над застёжкой выбивается тёмная взлохмаченная прядка. Симпатичный парнишка. Глазки умные. Кроссовки здоровенные, наверное, сорок второго размера. Акселерат.

– По какому вопросу? – спросила девица. Её палец лег на кнопку, открывавшую небольшой шлагбаум, ведущий в глубь помещения.

– Мой дедушка хотел бы определить подлинность картины, доставшейся ему по наследству. Судя по всему, это фламандская школа шестнадцатого века. – Пилигрим сделал небольшую паузу. – Надеюсь, у вас есть грамотные эксперты этого периода?

Вопрос добил. Палец девушки уперся в кнопку, послышалось короткое тихое жужжание, и шлагбаум поднял полосатую голову. Пилигрим скользнул в царство богов.

– Вы уверены, что это фламандская школа? – спросила девушка. Сейчас она прижимала к уху трубку аппарата городской связи.

– Совершенно уверен. Кстати, этот мужчина, который вошел передо мной… – Пилигрим сморщился, припоминая. – Мне кажется, я его знаю.

– Артём – классный реставратор, его знают все серьезные коллекционеры. Но сначала вам нужен искусствовед. – Девица набрала номер и пощебетала с какой-то Леночкой. После чего положила трубку и сказала, глядя на посетителя доверчивым овечьим взглядом: – Второй этаж, направо. Кабинет номер тринадцать.

Пилигрим чуть было не выдал комментарий по поводу цифры в духе Гоблина, но вовремя спохватился:

– Благодарю вас.

И чинно пошел к лестнице – не мальчик, а подарок маме на Восьмое марта.

Поднялся на второй этаж не торопясь и завернул, естественно, налево. Как сказал бы брат Серега:

«Мы же мужики, ё-маё!» Но в данном случае половая принадлежность роли не играла. Требовалось разведать территорию.

Ковровая дорожка привела Пилигрима в просторный холл. Стены доставляли приятной кремовой окраской и картинами, где люди были изображены в натуральном виде. За круглой стойкой сидела девушка лет двадцати и листала журнал. Не расслышав шагов Пилигрима по мягкому ковровому покрытию, она дала ему возможность полюбоваться своей презентабельной внешностью, а также заметить в кресле у окна мужика в серой рубашке. Кепка с надписью «Найк» лежала рядом на журнальном столике. Интеллигент, оба народ[22]. Сидит, ждёт. Кого, чего? Презентабельную фифу? Тогда почему оба молчат?

Еще один взгляд выявил в глубине холла дверь с золотой табличкой: «А.Л. Нарышкина». Прикольный высер. Интересно, она из тех самых Нарышкиных или так, позже приклеилась?

Тут девица за круглой стойкой принюхалась и уловила посторонний запах. Подняла голову и уставилась на Пилигрима.

– Вы к кому?

– Добрый вечер, – поздоровался Пилигрим укоризненно-вежливым тоном.

Девица молчала, хлопая глазами. Очевидно, подобные фейсы в этом склепе видеть не привыкла.

– Меня направили в тринадцатый кабинет к Елене…

Пилигрим сделал паузу, ожидая отчества. Но ответила ему не девица, а мужик в кресле. Артём. Классный реставратор.

– Алексеевне, – машинально подсказал он.

Тут в себя пришла девица за стойкой.

– Вы свернули не в ту сторону. – (В ту, деточка, в ту). – Кабинет Елены Алексеевны направо от лестницы.

Пилигрим склонил голову.

– Благодарю вас.

Повернулся и пошел в указанном направлении.

Елена Алексеевна, обитавшая под сенью несчастливого номера, оказалась сильно пожилой дамой лет под-за[23]сорок. Единственное отличие от барменши в «Огурце» заключалось в том, что эта дама за собой следила. Ну, и имела такую возможность, сделал вывод Пилигрим, оценив туфли из крокодиловой кожи и запах дорогих духов. Впрочем, манерами она не блистала. Бросила на вошедшего короткий оценивающий взгляд и снова уткнулась в листы с мелкими строчками, разложенные на столе. Ясно, дальнозоркость запилила.

– Быстро излагай, у меня дел навалом.

– Простите, вы позволите мне присесть?

Крашеная блондинистая голова медленно поднялась. На Пилигрима уставились два изумлённых светло-карих глаза. Обычная реакция.

Мама считала, что Пилигрим свободно владеет тремя разновидностями русского языка – от уличного сленга и мемов блогосферы до «ройял русиш». Пилигрим не разочаровывал. Хотя на самом деле подвластных ему диалектов было как минимум пять: приклей к перечисленному офисное суахили и изощренную Гоблином нецензурную лексику. Офисное суахили маму вряд ли бы взволновало (зря!), а вот подражание Гоблину почему-то не доставляло. Пилигрим маму любил, хотя и стеснялся этого пережитка младенчества, поэтому заменял в комповых комментах некоторые буквы недозволенных слов. Смотрелось мило, но наивно – как фиговый листик на причинном месте. Некоторые собеседники Пилигрима поносили за излишний аристократизм, некоторые прикололись и последовали примеру, преображая великий и могучий. Мама ничего не понимала, поэтому была довольна. Пилигрим знал, что она иногда шарит в его компе, но не сердился: женщина, что с неё взять.

– Присаживай…тесь.

Крашеная блондинка в небесно-голубом костюме, не скрывающем пышных форм, явно растерялась. Ничего тётка, симпотная. Ей бы сбросить немного. Пилигрим уселся в гостевое кресло и осведомился:

– Елена Алексеевна, если не ошибаюсь?

– Она самая. С кем имею честь?

– Дмитрий Заславский.

Пилигрим привстал и поклонился, озвучивая мирское имя. Руку тянуть не стал: Дедал внушил, что такой милости нужно дождаться от дамы. Дама руку не подала, потому что окончательно утратила градус адекватности.

– В нашей семье хранится фамильный раритет. Школа сомнений не вызывает – безусловно фламандцы. Есть расхождения в датировке. Я считаю, что это Рогир ван Вейден, то есть начало шестнадцатого века. Дедушка склоняется ко второй половине пятнадцатого. Нам хотелось бы разрешить противоречия.

– Вы собираетесь её продать? – отмерла дама.

– Не исключено, – скромно заметил Пилигрим. – Простите, сколько будет стоить экспертиза?

Дама окончательно пришла в себя и пустилась в пространные объяснения. Пилигрим кивал, делая зарубки на память. Визит блондинки в качестве гесты[24]обойдётся Дедалу в триста американских тугриков. Просвечивание и всякая другая дребедень – значительно дороже.