Фалько - Артуро Перес-Реверте

Завязав галстук-бабочку, он надел жилет и смокинг, продернул сквозь петельки часовую цепочку, застегнул гладкими овальными серебряными запонками манжеты, ровно на три сантиметра выглядывавшие из рукавов, и принялся рассовывать по карманам аккуратно выложенные на доску секретера предметы: массивную серебряную же зажигалку «Паркер-Бикон», автоматическую ручку «Шиффер-Баланс» в зеленом нефритовом корпусе, карандаш со стальным колпачком, блокнотик, серебряную коробочку с четырьмя таблетками кофе-аспирина, крокодиловой кожи бумажник с двумястами песет мелкими купюрами и несколькими монетами – на чаевые. Потом достал из большой жестяной коробки «Плейерс», доставленной ему из Лиссабона по каналам НИОС, двадцать сигарет и набил ими оба отделения черепахового портсигара, а его спрятал в правый карман смокинга. Потом ощупал себя, убеждаясь, что ничего не забыл, и обернулся к стоявшему в изголовье кровати ночному столику, где лежал пистолет. Это было его любимое оружие, и с июля нынешнего года Фалько с ним не расставался. Полуавтоматический «браунинг FN» 1910 года выпуска – шестизарядный пистолет бельгийского производства, плоский, надежный, простой в обращении, легкий в но́ске, удобно лежащий в руке, снабженный тремя предохранителями и способный послать 9-мм пулю со скоростью 229 метров в секунду. Перед тем как принять ванну, Фалько довольно долго возился с ним – разобрал, тщательно вычистил и смазал, удостоверившись, что возвратная пружина, в этой модели расположенная вокруг ствола, ходит плавно и без задержки. Сейчас взвесил его на ладони, убедился, что снаряженная обойма с щелчком стала на место, а патронник пуст, и, завернув в платок, положил на полку в шкафу. Нечего, подумал он, идти на раут в казино со стволом в кармане, хотя там – уж время такое на дворе – не будет недостатка в мундирах, портупеях и кобурах.

Оглядевшись в последний раз вокруг, он взял пальто и черную мягкую шляпу, набросил белое шелковое кашне, погасил свет и вышел из номера. В коридоре губы его раздвинулись в жестокой улыбке при отрадном воспоминании о том, что именно из такого «браунинга» 1910 года выпуска серб Гаврило Принцип застрелил эрцгерцога Франца-Фердинанда, развязав Первую мировую войну. Помимо дорогой одежды и английских сигарет, аксессуаров из серебра и кожи, облаток от головной боли, непредсказуемо-крутых житейских поворотов и красивых женщин Лоренсо Фалько любил многозначительные совпадения в деталях.

Когда Лоренсо Фалько вошел в зал, духовой оркестр играл «Вздохи Испании»[2]. Крытый внутренний двор казино, расположенный во дворце XVI века, был залит ярким светом, что несколько противоречило требованиям жесткой экономии, которую предписывали национальные интересы. Как Фалько и ожидал, вокруг было много людей в военной форме, перетянутых ремнями, в глянцево сверкающих сапогах, с поблескивающими кобурами на боку. Офицеры, как он заметил, были в немалых чинах – от капитана и выше, и почти все с эмблемами генерального штаба или интендантской службы, хотя кое у кого рука была на перевязи, а на груди – боевые награды, полученные за участие в совсем недавних и особенно ожесточенных сражениях под Мадридом, о которых взахлеб писали все газеты. Война напоминала о себе, но, несмотря на мундиры большинства гостей и общую воинственно-приподнятую обстановку, все это было бесконечно далеко от фронта. Дамы, хоть и держались с подчеркнутой скромностью – она стала чем-то вроде национального стиля: женщине отныне подобало быть созданием утонченным и нежным, верной подругой бойца, его невестой, женой и матерью, – были в элегантных туалетах, соответствовавших понятию «последний крик моды», которая изощрялась в стремлении совместить новые идеологические веяния с женской привлекательностью. Что касается мужчин, то среди защитных френчей мелькали кое-где более или менее корректные смокинги и – значительно чаще – темные костюмы, под которыми виднелись порой форменные голубые рубашки и черные галстуки «Фаланги». Гудели голоса, официанты в белых куртках кружили по залу с подносами, уставленными бокалами. Никто не танцевал. Фалько небрежно кивнул кому-то из знакомых, огляделся по сторонам и остановился, чтобы закурить, у широкой каменной лестницы, украшенной желто-красным полотнищем, с которого франкисты, взяв его несколько недель назад в бою, содрали нижнюю пурпурную республиканскую полосу.

– Лоренсо, какими судьбами? Я думал, ты за границей.

Фалько, не успев открыть портсигар, поднял глаза. Перед ними стояла пара – он и она. Мужчина по имени Хайме Горгель был в военной форме, с капитанскими звездочками на обшлагах, с пехотными эмблемами в петлицах. На женщине, тонкой, черноволосой – и незнакомой – отливало серебром кашемировое платье. В хорошем месте и за хорошие деньги купленное, определил Фалько. Глаз у него был наметанный.

– А я думал, ты на фронте, – ответил он.

– Недавно оттуда. – Офицер прикоснулся к виску, где под зализанными волосами угадывался кровоподтек. – Контузию получил. Говорят, сотрясение мозга.

– Да неужто?.. Сильное?

– Рикошетом задело. Фуражка, по счастью, смягчила удар. В Сомосьерре дело было. Мне дали неделю отпуска прийти в себя. Послезавтра возвращаюсь в часть.

– Как наши дела?

– Чудесно. Мы в двадцати километрах от Мадрида и развиваем наступление. Слух прошел, будто республиканцы эвакуировали правительство из столицы и убрались в Валенсию, так что, если повезет, к Рождеству все кончится… Ты знаком с Ческой, моей свояченицей?

Аромат «Амока». Духи дорогие, изысканные, редкие, в эти дни особенно – «Морок Востока» называют их в журналах мод. Фалько обстоятельно оглядел даму: светлые глаза, длинный нос, идеально вылепленный бюст, превосходная фигура. Таких женщин любил писать Ромеро де Торрес[3]. Качество выше среднего. Намного выше.

– Не имею чести.

– Рекомендую – Лоренсо Фалько, мой школьный товарищ. Мы несколько лет учились вместе в марианистском колледже в Хересе… Мария-Эухения Прието, жена моего брата Пепина. Мы все зовем ее Ческа.

Фалько поклонился и пожал протянутую руку. Он несколько раз видел ее мужа – Хосе Марию Горгеля, графа де Мигалоту. Сухой, надменный, вылощенный субъект лет сорока, страстный лошадник и любитель скачек. Одно время они с ним были завсегдатаями одного и того же клуба фламенко и посещали одни и те же дорогие бордели в Севилье и Мадриде.

– А как поживает брат? – спросил он у Хайме больше из вежливости, но смотрел при этом на женщину. Это всегда и познавательно, и полезно – примечать, как реагирует замужняя дама на упоминание ее отсутствующего супруга.

– Хорошо, насколько я знаю, – отозвался тот. – С 18 июля[4] в армии, получил под начало роту регуларес[5]. Он тоже где-то на мадридском фронте… под Навалькарнеро, если не ошибаюсь… Хорошо звучит, а? Совсем как в старину – испанский гранд командует ротой мавров… Вечная Испания возрождается, сметая всю эту марксистскую нечисть.