«Агентурно Х» - Вадим Михайлович Хитров

то белые перчатки, сударь мой, придется снять. Итак, в депешах сих мне выказано пожелание вновь встать в строй, ибо государство наше в опасности. Писано грамотно, и кнут и пряник присутствуют в надлежащей пропорции, в меру давления на совесть и чувство патриотизма. Конечно, не обошлось без намека, что в случае несогласия меня могут попросту сдать немцам. Ведь нынче я не являюсь носителем государственных тайн, а посему, с этой точки зрения, потеря невеликая. С другой стороны, обещают полное финансовое доверие и выполнение всех моих запросов без лишней бюрократии. Вот только стрелы не достигли своей цели. Немцам я вряд ли интересен, а денег у меня много уже давно. Нотариат — дело прибыльное, у нас репутация и солидные клиенты. Я даже не совсем русский и в России стал дворянином позже, чем в Европе. Однако я солдат и давал присягу, Отечество, по всей видимости, действительно нуждается во мне. Я к вашим услугам и к услугам Отечества, как бы ни высокопарно это звучало, — эффектно закончил свою маленькую речь Лартинг и широко улыбнулся. После некоторой паузы он продолжил: — Так что будем делать, Владимир Арсеньевич? Времени нет.

– Вы правы, времени нет, — согласился Сташевский.

– У вас есть здесь человек?

– Да, помощник морского агента старший лейтенант Безкровный.

– Отчего пришли вы, а не он?

– Он здесь известен, за ним, как вы говорите, мог быть «хвост».

– Ого, похвально, похвально. Вот что мы сделаем. Я попробую восстановить кое-какие старые связи. Наладить что-нибудь новое. Безкровный поступает в мое распоряжение. Я уже так носиться, как в Русско-японскую, не могу, извините, возраст. Ваша задача — наладить каналы передачи добытых сведений. Это важно, очень важно, оперативная информация быстро «протухает». Немцы стараются держать связь под весьма серьезным контролем и правильно делают. Канал должен быть не только скорым, но и безопасным.

– Согласен, Аркадий Михайлович, со всем согласен, — Сташевский несколько приободрился, задача переставала быть такой беспросветной.

– Хорошо, связь будем держать через вашего помощника, я должен знать его телефонный номер, только не домашний, а тот, который гарантированно не может прослушиваться. Телефон должен отвечать всегда, и информация до Безкровного должна будет доводиться незамедлительно, даже если он будет в отлучке. Лучше всего связной номер держать в русской миссии, надеюсь, там ведется круглосуточное дежурство. Свяжусь сам, когда понадобится. И запомните, мое агентурное имя Барон, не Лартинг и не как-либо еще. На этом предлагаю нашу несколько затянувшуюся встречу закончить. Не станем вызывать лишних подозрений.

– Да, Аркадий Михайлович, все будет сделано, разрешите откланяться.

Глава вторая

«Магдебург» — журавль в руках

1914 год. Август. Ревель

В ночь на четырнадцатое августа 1914 года начальник Службы связи флота Балтийского моря капитан первого ранга Адриан Иванович Непенин спал у себя в кабинете на диване. Спал, что называется, без задних ног. Непенин и так последний год жил в бешеном ритме, фактически создавая заново Службу связи флота, а с началом войны и вовсе стал работать круглосуточно. Вестовой Никита Беликов аккуратно убрал китель, которым прикрылся барин, стараясь не задеть стоявший прямо на полу телефонный аппарат, и заботливо укутал Непенина шерстяным пледом, специально припасенным на такой случай, после чего тихо вышел. Однако, только успев прикрыть дверь, Беликов услышал трель телефонного звонка.

– Вот мать его, — раздосадованно произнес он, — не дадут и часа человеку поспать.

Капитан первого ранга мгновенно проснулся и снял трубку.

– Непенин у аппарата.

– Здравия желаю, Адриан Иванович, это Ренгартен беспокоит.

– Здравствуйте, Иван Иванович, — сразу узнав голос дежурного флаг-офицера, ответил Непенин.

– Час, конечно, неурочный, но, кажется, на Оденсхольме сел на мель какой-то «немец». Во всяком случае, так доложил старшина поста связи Голиков. Там сильный туман, посему он точнее сказать не может. Я уже доложил командующему, к Оденсхольму направлены дежурные крейсеры «Паллада» и «Богатырь». Сходить бы туда, Адриан Иванович, в радиорубку бы попасть. Вы же понимаете, как это может пригодиться в нашем деле.

– Понимаю, Иван Иванович. Этот старшина еще на связи?

– Так точно.

– Соедините.

– Непенин у аппарата. Что там у вас, старшина?

– Разрешите доложить, ваше высокородие, туман, — несколько оробевшим голосом ответил старшина.

– И что? Вы мне решили метеосводку доложить? — наседал Непенин.

– Никак нет. В тумане голоса, ругаются, не по-русски ругаются.

– Докладывайте толком, Голиков.

– Так туман, ночь. Очертания еле вижу, корабль какой-то. Вроде на мель сел.

– Эсминец?

– Нет, поболе, пожалуй. Вот, кажись, люди с него спускаются в шлюпку. Что делать-то прикажете? Отступить? — с надеждой в голосе спросил Голиков.

– Вы старшина поста или кто? — заорал в трубку Непенин. — Мать вашу, собирайте все свое воинство, кто там у вас, телеграфисты, с маяка народ и десант, чтобы отбили мне. Я иду на подмогу. Сдадите пост, я вас… — дальше пошла такая тирада из русских народных выражений, что вестовой только присвистнул, а старшина поста сдавленно сказал:

– Есть!

– Беликов, машину! В порт!

Приданный Службе связи эсминец «Лейтенант Бураков» всегда стоял под парами и по приказу, как подстегнутый, буквально вылетел из порта Петра Великого. Непенин приказал командиру эсминца Ромашеву котлов не жалеть. Быстрые, решительные, но в тоже время весьма продуманные действия вообще были характерны для начальника Службы связи флота.

1914 год. Август. Оденсхольм

Уже рассвело, когда эсминец, выскочив из тумана, стремительно приблизился к северной оконечности острова Оденсхольм. Первое, что увидели все, — довольно большой корабль, плотно застрявший на рифе, и миноносец, улепетывающий от подходящих на всех парах русских крейсеров. Раздался выстрел, еще один, миноносец накрыли, с кормы повалил дым, однако тот хода не сбавил и вскоре исчез из виду. Тогда снаряды стали рваться рядом с «Лейтенантом Бураковым».

– Дать семафор, дать радио! — орал Непенин. — Быстрее, а то разнесут ведь нас в щепы, к чертовой матери.

«9 П, 9 П», — понесся в эфире опознавательный позывной.

Огонь прекратился. Эсминец подошел к «Палладе».

– Ну какого х… Адриан Иванович, вы-то что тут делаете? — взвился командир крейсера.

– Мы исполняем свой долг, а вы нас чуть не угробили, вашу господа бога душу мать, — Непенин не лез за словом в карман.

– Так что ж вы на рожон-то лезете?!

– Ладно, давайте сбавим обороты, будем считать, что разобрались. Что за «немец»? — уже гораздо спокойнее спросил Непенин.

– «Магдебург».

– Вот это да! Мы пойдем к нему.

– А если огрызнется?

– Мины пустим.

– Рисковый вы! Ладно, мы подежурим, на случай если немцы вернутся.

– Добро.

Миноносец малым ходом пошел в сторону германского крейсера. Непенин смотрел в бинокль. На «Магдебурге» было тихо, около правого борта болталась пустая шлюпка. За щитами орудий запросто могли стоять невидимые с расстояния комендоры и ждать приказа на открытие огня. Однако чутье подсказывало, что ничего подобного случиться не должно. Уж больно безжизненным выглядел немецкий корабль.

Непенин решил послать шлюпку с досмотровой командой и офицером, знающим немецкий. Вызвался старший лейтенант Гамильтон.

– Хорошо, Михаил Владимирович, при первых признаках опасности дайте сигнал.

– Какой сигнал? — поинтересовался Гамильтон.

– Ну выстрелите в воздух, что ли. Вы оружие-то взяли?

– Виноват, сей секунд.

Гамильтон исчез.

– Тоже мне Аника-воин, мать его. — выругался Непенин.

Он недаром задал этот вопрос. Офицеры флота на борту оружие не носили, оно было бесполезным и только мешало.

Наконец шлюпка отвалила. Тревожное ожидание повисло над штилевым морем.

Миноносец ощетинился готовыми к пуску торпедными аппаратами.

Гамильтон, волнуясь, первым стал забираться на борт немецкого крейсера по спущенному трапу. Он попытался вынуть револьвер, но тот как назло вырвался из руки и провалился куда-то в брюки. Гамильтон покраснел, поскольку на секунду представил, как станет искать оружие в штанах перед лицом неприятеля. Да и свои же матросы непременно пустили бы новую байку по всему флоту, да еще приукрасили бы немало. Гамильтон постарался успокоиться, нащупал шнурок, которым револьвер крепился к кобуре, и аккуратно вытащил за него оружие,