Безумное пари - Ли Гринвуд

В его голосе прозвучали плаксивые нотки. На заплетающихся ногах он подошел к шнурку от звонка и начал дергать за него, как звонарь на колокольне.

— Вам известно, что я нахожу ваше общество поистине очаровательным, — пробормотал Эдвард бесцветным голосом, — но весьма вероятно, что ваша сестра не испытывает к вам симпатии в вашем нынешнем состоянии.

Тут Мартин так неистово дернул за шнурок звонка, что тот остался у него в руках, и он отшвырнул его, сопроводив свое действие шквалом злобных ругательств на предмет зачатия Эдварда и способа, которым он был произведен на свет. Шнурок угодил в бедро собаке, она подпрыгнула, возмущенно взвизгнув, и тут же угрожающе зарычала. В пылу дикой ярости Мартин бросился к ней и, шатаясь, пнул ее обрюзгшее стареющее тело — в ответ она укусила его за ногу. Взревев от боли, Мартин так жестоко ударил ее в нос, что она выпустила его икру и жалобно заскулила, съежившись под градом сыплющихся на нее ударов.

— Тупая сука! — бушевал Мартин, ковыляя к двери и таща за собой визжащее животное. — Я не позволю ни одному существу женского пола пренебрегать моими приказами. На свою беду она узнает, кто в этом доме хозяин. — Он распахнул дверь и вышвырнул скулящую собаку в коридор, даже не взглянув на нее. — Не вздумайте расходиться! Я вернусь с этой порочной девкой, и тогда мы посмотрим, будешь ли ты по-прежнему выигрывать.

Он так круто развернулся, что покачнулся на пятках, но быстро выровнял равновесие и, чеканя шаг, вышел из комнаты, с оглушительным треском захлопнув за собой дверь.

Эдвард поднял глаза, оторвавшись от созерцания своих безукоризненных ногтей, и с невозмутимым спокойствием обратился к собравшимся:

— Интересно, к какой из сук относилось его высказывание? Если он обращается с одной так же, как с другой, я нисколько не удивлюсь, если мы увидим, как мисс Вариен вонзит зубы в его плоть. Мне не дает покоя мысль, что это будет подходящим ответом на нежную заботу, которую он так трогательно проявил о ней. Вы умный человек, — сказал он, повернувшись к Бретту. — Неужели вы не можете найти способ случайно разрядить в него пистолет? В сущности, меч тоже сгодится для этой цели. Я убежден, что если вы тщательно протрете после этого лезвие, то это не понесет за собой никаких мучительных последствий.

На лице Бретта не дрогнул ни один мускул, но Питер наверстывал упущенное за время долгого молчания.

— Этот парень чокнутый! Однажды моя кобылка так же себя вела. Я не мог с ней сладить. Она набросилась на конюха. Даже пыталась взобраться на дерево. Пришлось пристрелить ее. Такая жалость! У нее было самое лучшее плечо среди всех моих лошадок.

— Мне жаль твою кобылку, Питер, — заметил Бретт, не в силах сохранить ровный тон голоса, — но мы в гостях у Мартина и не можем всадить в него пулю без всяких оснований.

— Напротив, — высказал свое мнение Эдвард, вынимая из кармана маленькую эмалированную табакерку, — я думаю, это великолепное предложение. Если бы мы предложили его останки спаниелю, с которым он так дурно обошелся, или той несчастной, замученной охотничьей собаке, которую он сегодня избил до полусмерти, чему я сам был свидетель, не осталось бы никаких улик нашего проступка.

— Ради всего святого, замолчите, — взмолился Бретт, — всем известно, что вы испытываете угрызения совести только по поводу неправильно подобранного жилета или салона, увешанного темно-красным бархатом.

Эдвард сморщился, словно проглотил лимон, но его глаза весело блестели.

— Неудивительно, — провозгласил как всегда доверчивый Федерс. — Это на кого угодно нагонит страху. Не то что бы я был завсегдатаем салонов, — задумчиво добавил он. — Вообще-то я их на дух не переношу. Там всегда полно уродливых девиц, норовящих заполучить колечко на палец и засунуть руку к тебе в карман.

— Если ты хоть на мгновение перестанешь молоть языком, — резко бросил Бретт, не сумев сдержаться, — то весьма вероятно, что твои глаза и уши смогут донести хоть какую-то крупицу знаний до твоей ужасающе пустой головы.

— Дорогой мой, оставьте попытки исправить все оплошности матушки природы, иначе вас ожидает чрезвычайно утомительная жизнь, — с манерной медлительностью произнес Эдвард. — Невзирая на все ее совершенство, временами старушка бывает удивительно легкомысленной. — Он поднялся на ноги и с удовольствием потянулся. — Мне действительно необходимо что-нибудь выпить. Смею предположить, что Нед вряд ли сегодня рискнет вернуться в эту комнату, и я его за это не виню, но мне жаль, что он не догадался снабдить меня указаниями, как пройти на кухню. От отчаяния я даже подумал о бренди, но после того способа, каким наш хозяин утолял жажду, я скорее предпочту насос в конюшне.

— Да прекратите вы носиться со своей водой! — приказал Бретт. — Вы становитесь таким же болтливым, как Федерс. Когда мужчина превращает свою экономку в любовницу, нечего ждать, что в его доме вас обслужат как подобает. А теперь прекратите расхаживать по комнате и сядьте. Не знаю, что задумал Мартин, но боюсь, вам понадобятся все ваши силы, прежде чем закончится эта бесконечная ночь.

— Кажется, он решительно настроен разыграть перед нами спектакль с трагическим финалом, — недовольно сказал Эдвард. — Если сестра хоть немного похожа на своего братца, развязка будет ужасной.

Покорно пожав плечами, он уселся обратно в кресло и приготовился терпеливо ждать.

Дверь распахнулась, и в комнату, словно заброшенная катапультой, влетела девушка — с такой скоростью, что споткнулась о шнурок от звонка и шлепнулась на колени Федерису. Изумленные зрители только дружно охнули. Она затравленно огляделась по сторонам и отодвинулась как можно дальше от незнакомцев, которые, вскочив, вытаращили на нее глаза. Она готова была потерять сознание от стыда, но ее пылающий неистовой яростью взгляд не желал признавать, что все ее тело дрожит от унижения.

Даже при таком тусклом освещении было очевидно, что Кейт Вариен потрясающе красива. Идеальный овал лица, сияющий нимб золотистых волос, утонченная прелесть черт лица и сливочно-персиковая нежная кожа — все это лишило зрителей дара речи. Но именно при виде ее фигуры, едва прикрытой изношенной ночной сорочкой, пульс Бретта бешено забился, и у него перехватило дыхание. Ее тело было телом не девушки, но молодой женщины — возбуждающее сочетание свойственной юности невинности и распустившейся чувственности. Бретт без труда разглядел очертания груди под тканью ночной сорочки — ее соски представляли собой маленькие средоточия желания, отчего пульсирующая боль волной пробежала по его телу. От тонкой талии до стройных ног и изящных лодыжек она представляла собой видение, способное разжечь дьявольский огонь желания в любом мужчине. Когда она, с горящими голубыми глазами и пылающими, как алые розы, щеками, повернулась к невольным зрителям, эффект был поразительным.

Именно Федерс, приросший к полу, словно библейский соляной столп, выразил всеобщее мнение.

— Боже Всемогущий! — заикаясь, вымолвил он голосом, исполненным благоговейного трепета. — Она прекрасна, как греческая статуя, разрази меня гром!