Купе №6. Представление о Советском Союзе - Роза Ликсом

Девушка вспомнила свой последний вечер в Москве: она торопилась, бежала вниз по длинному эскалатору и ехала по красной ветке до «Библиотеки имени Ленина», а там неслась по кафельному полу через вестибюль, похожий на зал музея, по переходам с бронзовыми скульптурами, и снова по длинным и крутым эскалаторам на синюю ветку, миновала «Арбатскую» и вышла на украшенной разноцветной мозаикой и похожей на церковь станции, название которой уже не помнила и тут вдруг заметила что оставила где-то свою сумочку со всеми билетами и ваучерами, и повернула обратно, и стала прыгать из поезда в поезд, и снова неслась по залам и переходам, и к большому своему удивлению нашла сумочку на «Библиотеке Ленина»: она ждала хозяйку у окошка в будке дежурной по эскалатору.

Поезд затормозил и остановился. Вскоре состав дернулся, и они вновь поехали. И тут же — опять торможение. Остановка. Тепловоз, казалось, задумался на мгновение, затем радостно засвистел и решительно двинулся. Колеса застучали, прося прощения, и вскоре поезд снова стремительно летел вперед. Солнце выглянуло на другом берегу снежной равнины, осветило на мгновение землю и небо и скрылось позади бескрайнего болотного пейзажа. Мужчина внимательно разглядывал девушку.

— Гляжу, ты размечталась? Что ж, иногда можно и помечтать. Иван-дурак вон тоже мечтал, лежал и мечтал о самоходной печи, о скатерти-самобранке, но здесь-то не сказка, здесь — жизнь, которую кое-кто поумнее меня называет этапной тюрьмой. Смерть может уже завтра схватить тебя за яйца. — Лицо мужчины сияло от самодовольства. У него был красивый рот, узкие губы и такой же маленький шрам на подбородке, как у Троцкого. — Смерть не может быть такой же паршивой, как жизнь.

Мужчина закрыл глаза и плотно сжал губы. Потом забормотал себе под нос:

— Ты, детка, пока живешь, смерти не бойся, ведь тогда ее еще нет. А как умрешь, ее уже не будет. — Мужчина икнул несколько раз, затем тряхнул плечами и выпрямился. — Лучше уж умереть, чем бояться. А если кого и бояться, то монголов. У них ведь даже имен не бывает. Они только и делают, что едят, совокупляются, спят и умирают. Нет у них никакой морали, и человеческая жизнь для них — пустой звук. Зато разрушать умеют. Если дать монголу транзисторный приемник, то через пять минут получишь детали и пустую коробку. И хотя монголы относились к нам, русским, хуже некуда и, можно сказать, нас раздавили, мы все равно им помогаем. Мы привозим им день сегодняшний. Но они ничего не понимают, трахают собственных детей и нахально смеются нам в лицо... Дошло до тебя? Видишь ли, Советский Союз — огромная страна, в которой живет сильный, великий и очень разный народ. Мы пережили и перетерпели крепостное право, царское время и революцию. Наши люди строят социализм и летают на Луну. А что делаете вы? Ни-че-го! Разве у вас там лучше? Ни хрена!

Мужчина ударил ладонями о колени, открыл рот, чтобы что-то сказать, но замолчал.

За окном высоко над стеной леса скользил орел с тушей новорожденного лосенка в когтях. Неожиданно дверь купе распахнулась сама по себе. В коридоре у самого пола гудели маленькие желтые лампы, дающие мерцающий свет, так что проход был похож на взлетную полосу аэродрома. Девушка вышла в коридор. Там стояла молодая пара, вместе с которой путешествовали маленькая, словно ребенок, сухонькая, морщинистая старушка и девочка с косичками. Девочка сжимала под мышкой коричневого медвежонка, а в руках держала клоуна в остроконечной шляпе и с вытянутым лицом обкуренного шизофреника. Над стыдливой лесной оголенностью медленно проплыло фиолетовое солнце и тут же спряталось за хвойным лесом, заваленным снегом. В глухих зарослях спали в своих дуплах маленькие птички, ворочались в холодных норах зайцы в белых шубах, мирно посапывали в берлогах медведи.

Раиса совершала обход купе, за ней семенила молодая проводница Сонечка в чересчур просторном форменном пиджаке. Девушка попыталась поговорить с Сонечкой, но та застенчиво отвернулась и исчезла вслед за Раисой в первом купе. Это была частная территория проводников — служебное купе, из которого день и ночь поднимался клубами густой пар огромного яростно кипящего самовара. В самовар помещалось десять ведер воды.

Бледное притихшее солнце висело на горизонте. Сумрачный лес поднимался, тихо покачиваясь, к расшитому серыми облаками шаткому небу. Как только мужчина вышел в коридор, девушка вернулась в купе и, убаюканная стуком колес, заснула.

Когда она проснулась, мужчина смотрел на нее с очень обиженным выражением на лице. Девушка улыбнулась ему, размышляя, есть ли всему этому хоть какое-то логическое объяснение. Она покинула Москву, потому что ей казалось, что именно сейчас самое время воплотить их с Митькой общую мечту о путешествии на поезде через всю Сибирь до самой Монголии. Впрочем, путешествовала она одна, но тому была объективная причина.

Мужчина достал из сумки заигранную колоду карт и стал раскладывать пасьянс.

— У грузинки, — сказал он, — ляжки, как у жирафа, и она умеет так подать себя нашему брату, что уже не помнишь, что сам купил ее. Армянок история сделала покорными лесбиянками и хорошими подругами, которые никогда не наказывают своих детей. Татарская женщина любит только татарина, чеченка — это смесь детородной машины и торговки наркотиками, дагестанка — маленькая, тощая, некрасивая и пахнет камфарой. Глупая, но гордая украинка зудит на своем ужасном суржике и вечно плетет какие-то интриги, так что уши русского мужика просто вянут от всего этого. И тогда появляются прибалтийки. Все — ни два ни полтора. Никакой тайны. Чересчур практичные. Ходят с поджатыми губами и никогда не смотрят по сторонам.

Мужчина барабанил пальцами по столу. Девушка демонстративно закашлялась, но мужчина не обратил на это никакого внимания.

— Я никогда не имел ни одну русскую бабу, которая была бы хоть на мгновение довольна. А уж на моем-то шесте побывала не одна тысяча бабенок всех мастей и расцветок.

Мужчина протянул к девушке свои ручищи с длинными пальцами и плоскими чистыми ногтями. Ужасные руки. Выражение лица у него какое-то время оставалось равнодушным, но потом стало враждебным.

— Вот что такие, как вы, делаете в этом поезде? Дыркой своей торгуете?

Девушка смутилась, испуганно взвизгнула, выхватила из-под кровати сапог, запустила им в мужчину и выбежала в коридор. Каблук сапога угодил ему прямо в висок. В коридоре девушка долго старалась успокоиться, прежде чем пошла просить Раису о смене купе.

Раиса, склонив голову, выслушала объяснения.

— Посмотрим, — сказала она протяжно, и девушка протянула ей двадцатипятирублевую купюру.

Похоже, Раисе сумма показалась недостаточной.

— Правила запрещают пассажирам менять купе. Я могу посодействовать, но это очень сложно.

Девушка сунула в руку Раисы еще одну купюру того же достоинства — дать больше она не мота.

Раиса взглянула на деньги с презрением.

— Нарушить правила — большой риск. Я могу потерять работу, а то и попасть в тюрьму по вашей вине. Однако я думаю, дело можно уладить, если...

Девушка не дослушала до конца и в слезах бросилась обратно в коридор. Ей предстояло признать поражение и самое позднее ночью вернуться обратно к мужчине.