Огнестрельное оружие XIX-XX веков. От митральезы до "Большой Берты" - Джек Коггинс

Тенденция к применению жестких репрессивных мер, которой всегда отличалась германская военщина, во всех случаях была фатальной ошибкой, и отнюдь не только по гуманитарным соображениям – война по самой своей природе негуманна, – но из-за неизбежных ответных мер. Мать и ребенок, погибшие при бомбежке или от голода в результате морской блокады, мертвы точно так же, как если бы были убиты пулями захватчика, – и все же есть нечто столь отвратительное для всех цивилизованных людей в намеренном убийстве гражданских людей всех возрастов и обоих полов, что чувство ужаса быстро сменяется ненавистью к преступникам. Только некой специфической особенностью тевтонского мышления можно объяснить то, что вполне понятная реакция на их преступления становится для них подлинным потрясением. Гете однажды сказал, что если немец будет поставлен перед выбором между несправедливостью и беспорядком, то он предпочтет несправедливость. Для формализованного германского мышления гражданское неповиновение представляет собой беспорядок. Они просто не могут понять, что порядок, который наводится расстрельной командой, лишь укрепляет волю завоеванных к сопротивлению и неизбежно приводит в действие силу, которая нанесет удар, направленный в голову завоевателю. Репрессии лишь порождают репрессии, но бронированный прусский кулак редко когда бывал облечен в бархатную перчатку.

Делая краткий обзор Франко-прусской войны, следует заметить, что в ходе ее случались героические подвиги, результатом которых становился разгром противника. Среди самых знаменитых подобных деяний надо упомянуть «рейд смерти» генерала германской армии Адальберта фон Бредова на Вьенвиль-Марс-ля-Тур. Этот вошедший в историю рейд был осуществлен силами трех эскадронов 7-го кирасирского полка и трех эскадронов 16-го уланского полка и предпринят как последнее средство сдержать французское наступление. Прежде чем добраться до вражеской пехоты, эскадроны сначала предприняли атаку на орудийную позицию. Разделавшись саблями и пиками с орудийной прислугой, они, не снижая скорости, врезались в пехотный строй. Уже к этому времени они понесли тяжелые потери, но все же, несмотря на залповый огонь едва ли не в упор, прорубили себе дорогу сквозь строй вражеских пехотинцев. Уходя назад на полном скаку, воодушевленные своим успехом, они сметали все на своем пути, но французская кавалерия, в свою очередь (вероятно, вспомнив Ватерлоо), пустилась в погоню и нанесла им тяжелый урон, прежде чем они добрались до своих. Из 310 кирасиров обратно вернулись только 104 человека, а из улан – лишь 90. Но эта героическая атака принесла победу, и наступление французского корпуса было остановлено.

Вне всякого сомнения, многие из подобных атак не достигали цели, и жизнь храбрых воинов пропадала напрасно. С другой стороны, решение об атаке редко когда принимает командир подразделения, чей взгляд на поле боя всегда страдает ограниченностью. То, что на месте часто представляется самоубийственной тратой личного состава, на самом деле может обернуться логической или даже совершенно необходимой частью целой операции. Даже ветераны могут порой выражать недовольство по поводу приказа, который посылает их в бой и ставит, очевидно, невыполнимые цели. Именно в подобных ситуациях дисциплина и честь мундира должны служить движущей силой.

Примером может служить схватка, когда шесть полков германской кавалерии разбили десять французских полков. Но дни кавалерийских атак на поле боя уже завершались. Против казнозарядных винтовок, сколь бы несовершенными они ни были, у всадников не оставалось никаких шансов. Одна атака за другой при Вёрте, Вионвилле, Седане заканчивались тем, что кавалерия несла тяжелые потери и редко когда достигала цели. С другой стороны, германская кавалерия успешно выполняла важные задачи прикрытия наступающих частей и разведки местности.

После Франко-прусской войны германская армия, ставшая инструментом великой объединенной нации, увеличилась численно и приняла те новые условия, которые были вызваны к жизни появлением новых разработок в вооружении, инженерном оснащении и научном обеспечении. Новые пехотные уставы вобрали в себя опыт Англо-бурской войны и русско-японского конфликта, а в 1910 году яркая старая униформа сменилась практичным фельдграу[3]. Для Германии, как крупной промышленной державы и одного из крупнейших производителей вооружения, было совершенно естественно обладать военными силами, оснащенными самым современным вооружением. При той ауре предвидения, которая теперь окружала германский Генеральный штаб и военное министерство, у германского высшего военного командования не было никакого предубеждения в отношении новых способов ведения войны и новых видов оружия, которые должны были поставить армию Германии впереди всех других армий.

В предвидении обходного удара через нейтральную Бельгию, который предусматривал знаменитый план Шлифена, Верховное командование германских вооруженных сил сделало Круппу заказ на разработку громадных осадных орудий – монстров, весивших 98 тонн и способных посылать снаряд весом 816 килограммов на расстояние 14,5 километра. Орудия эти перевозились в разобранном состоянии, собирались и устанавливались непосредственно на определенной огневой позиции и обслуживались двумя сотнями солдат. Им предстояло вести обстрел современных железобетонных и стальных фортов Льежа и Намюра, чем они тут же и занялись, как только были установлены на позициях. Однако эти орудия, так же как и 12-дюймовая австрийская гаубица фирмы «Шкода», были всего лишь техническими достижениями в сфере осадного вооружения. Истинную революцию в военных действиях, которую предстояло совершить применению пулеметов (которыми были вооружены все армии, хотя и в незначительном количестве), предвидеть никто не смог.

На поверку, еще в 1911 году проект прототипа танка с гусеничным движителем был направлен в военное министерство, но был им отвергнут. Легкие переносные пулеметы, гранаты и легкие минометы тоже были делом будущего.

Помимо других упущений, следует отметить, что механизм контроля Генерального штаба был весьма слабым и Верховное командование вооруженных сил оказалось изрядно отдаленным от сцены, на которой разворачивались события. Командование группы армий – нечто промежуточное между армейским и Верховным командованием – должно было стать более гибким.