Ветлужцы - Андрей Архипов

— Слышь, Мстислав, а может, ну его, этого хлопца, пусть себе идет, как шел, а? — неожиданно раздалось шагах в двадцати от Завида, с края поляны, на которую тот выбрался, собираясь осмотреться. Голос этот заставил новгородца замереть от неожиданности, а исходил он от молодого паренька в забавной одежде, который сидел в трех метрах над землей на толстой развилке березы и поигрывал в руках самострелом. — Я уже хлюпаю носом и простыл… Наверное. А этот олух уже целый час кружит по одному и тому же месту, будто леший его водит. Вызваться его проводить, что ли? А то он до морковкина заговенья не дойдет никуда.

— А может, свяжем его, Тимк, а? — раздалось с другой стороны. Еще один юнец чуть постарше первого деловито наматывал веревочные кольца себе на руку. — Бегай тут за ним целый день… А наши там в мяч играют, небось без нас продуют отяцким.

Поняв, что дело плохо, Завид круто развернулся и попытался укрыться в кустах, зеленеющих метрах в пяти от него. Однако добежать до них он не успел. Над головой пронеслась какая-то тень, плечи неожиданно обхватила веревочная петля, а потом неведомая сила рванула его тело назад. Упав на спину, он дернулся, пытаясь дотянуться одной рукой до засапожника, а второй стаскивая сдавливающую его веревку, однако на спину ему навалилось несколько человек, лицо сразу уткнули в жидкую грязь, прикрытую начавшими преть опавшими листьями, а руки деловито скрутили, предварительно вытащив ножик из-за голенища сапога.

— Тяжелый какой! — С придыханием произнес голос, принадлежащий старшему из мальчишек. — Еле сдернул его с места…

— Когда же ты меня научишь аркан бросать, а? — вопросил первый, соскакивая с березы.

— Видишь же, что сам еще не умею. Батя в поле конного на полном скаку ссаживает, а я… Петля чуть за листья задела, и захват выше пошел, едва не добрался он до засапожника. Баловство все это в лесу.

— Мало ли как судьба повернется, такое умение может в другой раз жизнь спасти…

— Может, но до такого лучше не доводить. Головой мыслить надобно… Вот, к примеру, если бы мы в последний миг не спохватились и ребят с собой не взяли, то пришлось бы стрелять!

— Это да! Не бегать же за ним по мокрому лесу, да и в мяч поиграть охота. Ну что, продеваем его руки-ноги через шест и тащим к себе?

— Для этого руки надо перевязать спереди, а он вон как зыркает, того и гляди кусаться начнет!

— Слышь, здоровяк, кусаться будешь? Или, может, так пойдешь, а?

Привязав Завиду, кипящему от ярости, веревку на шею, четверо подростков побрели с поляны на тропу, привычно выбирая себе путь через бурелом. Новгородец покосился на самострел в руках одного из оставшихся и сдержался от того, чтобы попытаться вырваться, пусть даже и со спутанными руками.

— Ну пошли, что ли? — чуть дернул за веревку тот, которого звали Тимкой. — Не волоком же тебя тащить! Чего молчишь? Язык откусил или онемел от счастья, что нас встретил? Да ты не тушуйся, мы парни мирные, такого большого дядю, как ты, обижать не будем. Только не кусайся, ладно?

— Да я вас… — Рык вырвался из горла Завида, однако кончик болта на взведенном самостреле качнулся в его сторону, и ему вновь пришлось погасить в себе нестерпимое желание растолкать хилых юнцов и убежать в чащу. — Да я вас на клочки…

— О! Сразу видно, свой парень! — хлопнул его сзади по плечу Мстислав. — Мы тоже такие! Нас если тронешь, то сразу зарычим. Слышь, ты в мяч играть умеешь? А со спутанными руками? Да ты не обижайся, мы же не со зла тебя повязали… А вот насчет рук я не шутил: как научишься играть в мяч, так сразу и освободим. Хохму знаешь, как учили плавать в пруду, из которого воду слили? Мол, сначала плавать научитесь, а потом опять его наполним! А, не ведаешь, что такое хохма? Сей миг расскажу тебе несколько…

Как ни распалял себя Завид, представляя в очередной раз, что эти малолетки повязали его как щенка, но злость под напором беспрерывного словесного потока со стороны Мстислава начала куда-то улетучиваться. Через поприще он даже улыбнулся какой-то очередной шутке о вороне, у которой зайцы выманивали сыр, а через час ходу уже недоумевал, почему он мог относиться к этим отрокам с неприязнью. Ну да, повязали, а он бы на их месте по-другому поступил? Все-таки они тут живут, и именно он пришел к ним обманом что-то выведывать. Да и… Точно! Хотел бы он иметь младшего братишку, который был бы похож на одного из них, а то ведь только сестренки достались, в куклы до сих пор играющие. Он бы уж обучил его, как следует меч в руках держать! Хм… А пока не мешало бы у этого Мстиши выведать, как бросают веревочную петлю…

— Ну вот и пришли. — Тимка повернулся к Завиду. — Представляешь, сколько бы ты сюда по бурелому добирался? Эй, пацаны, делимся как обычно! Так и быть, этого дылду ставим вам на ворота! Ну и что, что со связанными руками? Зато вас больше будет!

* * *

— Ну как там Захарий-то? — Кузьма вытянул шею, пытаясь разглядеть своего товарища, уложенного на широкую лавку под небольшим оконцем, прорубленным посредине стены.

Такое новшество, закрытое бычьим пузырем в деревянной рамке, было устроено в доме по настоятельной просьбе Вячеслава. Лекарь очень настойчиво мотивировал его необходимость невозможностью при осмотре больного поднимать того к волоковому окошку под самую крышу. И тем, что сам он не родился летучей мышью, чтобы висеть при этом на стрехе. А для особо непонятливых добавлял, посмеиваясь над озадаченными лицами, что для лечения посетителей ему нужен яркий свет, а не тусклая лучина. Однако в этот час выражение его лица было безрадостным. Вытерев руки о полотенце, роль которого играла старая выстиранная холстина, он задернул занавеску, закрыв Кузьме обзор горницы или, как ее называли местные, истопки.

— Дела у него… плохи, — объявил Вячеслав честному собранию, состоявшему из Петра, Пычея и новгородских купцов, которые буквально полчаса назад перебрались в дом Любима, перенеся на себе впавшего в беспамятство Захария. В процессе рассказа о своих товарищах и целях прихода на Ветлугу тот сперва стал заговариваться, вызывая недоуменные переглядывания Кузьмы и Якуна, а потом начал терять сознание, сползая по бревенчатой стене дружинной избы на пол. — Думаю, что воспаление легких он подхватил, может, и крупозное… Ну, чуть понятнее попытаюсь объяснить. Легкие он застудил сильно, вот. Кашель давно у него?

— Да уж второй день скоро пойдет, — не на шутку разволновался Кузьма. — А вечор еще промок, в лесу дозоры проверяя, тогда и жар вовсю попер… А отлежаться ни в какую не хотел. Вот ведь какая беда-то.

— Одышка у него была?

— Федька сказывал, что с самого утра и началась… И что, никак Захарию не помочь?

— Погодь с этим. Слабость, утомляемость, озноб, головная боль? Ел хорошо?

— Да ить… мы на других ушкуях были. Но жаром от него так и несло… Точно! Снедать с нами отказался, хотя и потчевал нас, как сюда вышли.

— Ох… — сокрушенно помотал головой Вячеслав и попытался объяснить купцам, что кроме постановки диагноза он практически бессилен. — Привезли бы его чуть пораньше, хотя бы на день… Тогда бы я чесночные горчичники поставил или пустырником напоил. В общем, облегчение организму его сделал бы небольшое, а с болезнью он и сам справился бы, вон какой здоровый. А теперь…