Тайна черной жемчужины - Елена Басманова

В прихожей горничная помогла Муромцевым раздеться. Из-за прикрытой полузастекленной двери раздавались громкие мужские голоса.

– А, любезный Николай Николаевич! Рады, рады видеть вас в наших скромных апартаментах. – Могучий старик, одетый в русскую рубаху, подпоясанную мягким поясом, поднялся из-за круглого стола, заваленного книгами, и направился навстречу профессору. – Простите великодушно, что оторвали вас от научных трудов. Но без вашей консультации не обойтись.

Дородный, тучный, с картинной седой шевелюрой и седой же бородой, спускающейся чуть ли не до пояса, хозяин пожал руку Николаю Николаевичу. Отец вдруг показался Брунгильде и Муре маленьким и хрупким. Девушки смотрели на знаменитость во все глаза.

– Владимир Васильевич, приехал вот в сопровождении дочерей, – с деланным смущением ответил Муромцев. – Надеюсь, наше общество не будет вам в тягость.

– Что вы, любезный Николай Николаевич! – горячо возразил Стасов. – Такие красавицы!

Он протянул обе руки девушкам. Подержал их обтянутые перчатками пальчики в своих ладонях, как бы раздумывая, стоит ли их целовать, легонько тряхнул – тем и ограничился.

– Милости прошу к столу. – Стасов повернулся к ранее пришедшим гостям. Те встали и смотрели с улыбками на вновь прибывших. – Профессор Муромцев, Николай Николаевич. И его дочери... – Стасов взглянул на светловолосую тоненькую девушку, как бы припоминая, – Брунгильда Николаевна, талантливая пианистка, с большим будущим и... – Он перевел глаза на барышню пониже ростом, с округлым лицом.

– Мария Николаевна, – пришел на помощь хозяину профессор.

– Замечательно, превосходно, – говорил на ходу Стасов.

Все расселись вокруг круглого стола, и в ярко освещенной комнате установилась тишина.

– Позвольте вам представить, Николай Николаевич, возможных ваших заказчиков. – Хозяин дома обвел не по-стариковски ясным взглядом присутствующих. – Начнем по порядку. Ротмистр Великокняжеского конвоя Заурбек Теймуразович Золлоев, посланец кубачинских мастеров. Коммерсант Раймонд Шлегер, президент Благотворительного фонда «Хрустальный Петербург». Господин Арсений Афанасьевич Апышко – хлеботорговец. Господин Максим Иллионский-Третий актер и владелец антрепризы «Аполлон». А также наблюдатели нашего разговора, к проектам не равнодушные: мой коллега, хранитель Публичной библиотеки Анемподист Феоктистович Кайдалов и его родственник Глеб Васильевич Тугарин, статистик. Молодой человек в Петербург прибыл недавно, из провинции. И поселился в Медвежьем переулке, в доме госпожи Сильвуплеловой.

По лукавым искоркам, появившимся в глазах главы дома, чувствовалось, что ему доставило удовольствие произнести странно звучащую фамилию. И Мура, конечно, не выдержала, воскликнув с удивлением:

– А разве такие фамилии бывают?

– Я склонен думать, что основателем рода был француз, – лаконично пояснил Анемподист Феоктистович.

– Давайте оставим филологические изыскания для других времен, приступим к сути дела, ради которого мы здесь собрались, а именно: чем можно удивить столицу в день ее двухсотлетия, – предложил Стасов и обернулся к профессору Муромцеву:

– Николай Николаевич, мы рассчитываем на ваше профессиональное заключение химика.

– Что ж, уважаемые господа, готов выслушать ваши предложения. Излагайте их коротко и ясно. Начнем с вас, господин Золлоев Профессор, до сих пор пытливо оглядывавший пестрое сборище, решил начать с ротмистра потому, что выпуклые черные глаза посланца кубачинских мастеров, неотрывно устремленные на Брунгильду, явно беспокоили девушку. Она, сидевшая, как всегда, очень прямо и, как всегда, с высоко поднятым подбородком, казалось, окаменела под обжигающим взором смуглого гостя. Человек в форме русского офицера вызвал у Николая Николаевича ассоциацию с горным орлом, выслеживающим добычу.

Впрочем, утонченная красота Брунгильды привлекала внимание и остальных гостей, Николаю Николаевичу уже следовало бы привыкнуть к подобным эффектам Но прочие посматривали на Брунгильду не так пристально, не так хищно. Господин Шлегер – с грустной улыбкой, очень шедшей к его темной бородке с проседью и таким же усам. Румяный хлеботорговец с пушистыми, сливающимися с бородой усами, – почти украдкой, поправляя короткий ежик волос. Импозантный актер средних лет – с многозначительными театральными ужимками и вздохами. Юный родственник библиотекаря Кайдалова, Глеб Васильевич, – искоса, из-под опущенных ресниц, подчеркивающих прозрачную бледность его впалых щек.

– Господин Золлоев, прошу вас. – Стасов подмигнул Муре.

– Дело мое вот в чем. – Ротмистр с неохотой перевел горящий взгляд на профессора. – Мы, дагестанцы, верой и правдой служим России почти сто лет. И праздники России – это и наши праздники. 200 лет столице – не шутка. Почтенный возраст. Все российские народности и племена готовят дары Санкт-Петербургу. И мы не хуже других. Паши кубачинские мастера дали мне поручение к городским властям. Грандиозная идея, достойная столицы и нашего Государя. В Петербурге строится Троицкий мост. Я отправил письмо министру Императорского двора с предложением установить на новом мосту серебряные гербы подвластных земель и городов... Кубачинские мастера изготовят такие гербы.

– И их быстренько сопрут, – играя бархатными обертонами мощного баса, вставил Иллионский-Третий.

– Сколько же серебра понадобится, – недоверчиво хмыкнул хлеботорговец, – а почему не из золота?

– Вероятно, в горах Дагестана еще не нашли золотую жилу, – предположил Раймонд Шлегер.

– Кубачинские мастера выбрали серебро, – отчеканил ротмистр и снова воззрился на Брунгильду.

– А чем здесь может помочь химическая наука? Не понимаю. – На лице профессора явно проглядывало недоумение. – Продолжайте.

– Что же непонятного? – Золлоев не сводил глаз со старшей дочери профессора, на губах которой трепетала едва заметная улыбка, обращенная ко всем и ни к кому. – Днем-то серебряные гербы будут видны хорошо, а ночью? Господин профессор, я читал в газете, что химики открыли какие-то лучи, заставляющие металлы светиться. Надо бы добавить в серебро то, что придаст гербам особый блеск, чтобы кубачинский подарок светился в темноте. Или наша наука еще этого не умеет, а умеет только немецкая?

Профессор вспыхнул:

– И немецкая не умеет, батенька, что вы тут такое выдумываете?

– Господин Стасов одобрил замысел кубачинских мастеров. И он утверждал, что вы знаете ответ на этот вопрос.

– Я вам и отвечаю – никакая наука не в состоянии это сделать. Излучение это слабое и видно не простым глазом, а только с помощью приборов. Что ж, теперь каждому петербуржцу обзавестись таким прибором?

– Прекрасная идея! – воскликнул Раймонд Шлегер. – И может быть, весьма прибыльная. Надо бы посчитать, во сколько она обойдется. Сколько стоит прибор?

– Прибор громоздкий, весьма дорогой. – Николай Николаевич пожал плечами. – Извините, господин Золлоев, на сегодняшний момент идея неосуществима.