Украденное счастье - Лора Бекитт

В довершение всему вечером отец спросил Гайду, почему она носит ожерелье из голубого жемчуга, подаренное Эсме, и куда подевалось ее собственное. Девочка хотела было ответить, но Эсма опередила сестру.

— Я попросила Гайду поменяться жемчугом и потеряла ожерелье. Наверное, оно порвалось, когда я шла по улице.

Тарик покачал головой.

— Скверно. Это дорогая вещь. Мне кажется, если бы нить порвалась и жемчужины рассыпались, ты бы это заметила. А если его украли?

Эсма побледнела, подумав о том, что отец может заподозрить кого-то из слуг.

— Не думаю, — быстро произнесла девочка.

— Возможно, оно найдется, — промолвил Тарик, — а если нет, тогда купим другое.

Шло время. Семья жила прежней, счастливой и спокойной жизнью. Спустя два месяца Уарда объявила о том, что ждет ребенка, — тем самым подтвердились слова Гайды о последствиях того, что происходит в супружеской спальне.

Девочки, как всегда, играли вместе; Гайда носила ожерелье Эсмы — вторую жемчужную нить Тарик так и не купил. Возможно, забыл, а скорее, решил, что дочь-растеряха недостойна того, чтобы ей снова сделали дорогой подарок.

В сердцах Уарды и Тарика вновь воцарился мир, Гайда с самого начала не думала огорчаться, и только в душе у Эсмы словно поселилось что-то мрачное и холодное. Тарик велел девочкам упоминать в молитвах своих настоящих отца и мать, но Эсма подозревала, что Гайда никогда этого не делает, и, в свою очередь, не стремилась выполнять указание отца. Эсму терзала тайная обида на мать, которая родила ее и бросила, поспешив уйти в иной мир, оставив наедине с переживаниями и вопросами, на которые она не находила ответа.

Девочка часто вспоминала маленького вора. Она поклялась себе в том, что если когда-нибудь встретит Таира, то не оставит его безнаказанным.

Эсме казалось, что, украв жемчужную нить, зеленоглазый мальчик похитил ее счастье.

Таир хорошо помнил глинобитную хижину на берегу Тигра, где они жили вдвоем с матерью. В доме никогда не было достатка, но если в очаге горел огонь, а мать шила, тихонько напевая, и время от времени отрывалась от шитья, чтобы погладить Таира по голове, мальчику чудилось, будто в их жизни не остается места для мрака и зла.

Один из предков Таира привел из далекой неведомой страны русоволосую, светлоокую пленницу и сделал ее своей женой. У матери мальчика, Лейлы, волосы были темными, а кожа — смуглой, но каким-то чудом она унаследовала цвет глаз своей прабабки: сочетание черного шелка и светящихся зеленью изумрудов казалось очень красивым, но не принесло женщине счастья. У Таира тоже были зеленые глаза, на что люди часто обращали внимание.

Отец мальчика погиб во время одного из разливов Тигра, спасая скудное имущество, а еще через несколько лет хижину смыло взбесившейся рекой и Лейла с сыном остались без денег, вещей и крова.

Первое время они ютились у соседей и знакомых, а после пришла пора устраивать свою судьбу.

Таир не знал, почему мать решила идти в Багдад. Возможно, наслушалась сказок о дворце халифа с облицованным бирюзовой черепицей куполом и обитыми листовым железом воротами. Говорили, что этот город похож на сундук с сокровищами, что его минареты пылают в предзакатном солнце подобно золотым стрелам, башни переливаются всеми цветами радуги и излучают свет, словно драгоценные камни, а от людского потока на улицах кружится голова.

Однако Таир с трудом представлял, каким образом они с матерью заживут богато и счастливо, не имея ничего за душой. Разве что в Багдаде дирхемы валяются на дороге подобно камням или падают на голову с неба, как дождь!

Они отправились в путь рано утром и после полудня очутились возле городских стен. Предместье Багдада поразило Таира. Оборванные люди, покосившиеся лачуги, море грязи, запах нечистот.

— Здесь куда хуже, чем у нас в деревне. Зачем мы сюда пришли? — спросил Таир у матери.

— Мы пойдем дальше, — ответила Лейла. — Туда, где чисто, где стоят высокие дома и живут богатые люди. Ты же знаешь, что я умею вышивать, и вот теперь подумала, почему бы мне не выучиться златошвейному делу? Я могла бы устроиться в мастерскую, стала бы зарабатывать, и мы бы неплохо зажили.

Мальчик промолчал. На долю Лейлы, оставшейся вдовой с трехлетним ребенком, когда ей исполнилось всего девятнадцать, выпала нелегкая жизнь, и ей было простительно иметь свои маленькие надежды и мечты.

Они прошли по массивному мосту, идущему от крепостной башни через широкий ров, вошли в восточные ворота и очутились в центре Багдада.

Здесь и правда было чище, а жизнь казалась упорядоченной и многообразной, похожей на разноцветный ковер, в который ежесекундно добавлялся новый узелок. Водоносы, торговцы лепешками и зеленью спешили на базар. Тянулись вереницы ишаков с тяжелыми бурдюками, полными кислого молока. На площади перед мечетью толпился хорошо одетый народ. Иногда навстречу попадались вооруженные саблями воины.

Город был залит ярким солнечным светом. Женщине и мальчику казалось, что дорога сама стелется под ногами и вот-вот приведет их в сказочный мир, где нет ни нужды, ни печали.

Правда, им случалось видеть и неприятные вещи. В канаве валялся раздувшийся труп овцы, на одной из площадей на виселице раскачивалось мертвое тело с пустыми глазницами. По улицам рыскали шелудивые собаки, и было немало нищих, просивших милостыню.

Задав прохожим несколько вопросов, Лейла свернула в ремесленные кварталы.

Женщина принялась ходить по мастерским, предлагая услуги вышивальщицы, но ее нигде не брали: кому нужна деревенская жительница, без опыта работы, плохо одетая, косноязычная и робкая? Никто не нуждался и в мальчиках-подмастерьях: у ремесленников было полно своих сыновей, которые с малолетства помогали отцам. Кое-где Лейле и Таиру равнодушно отказывали, в других местах их грубо прогоняли прочь.

Мальчик чувствовал себя чужим в городе, жители которого имели собственные традиции и обладали особой манерой поведения. Здесь не приветствовались скромность и деревенское простодушие, а были в ходу тщеславие, заносчивость, хвастовство и надменность.

Между тем солнце пекло все сильнее и Таиру все больше хотелось пить и есть. С каким бы удовольствием он проглотил сочащуюся маслом лепешку, выпил холодного молока, отведал ароматных фруктов или терпкого сыра! Однако единственное, что им удалось сделать, — это напиться воды, вытекающей тонкой струйкой из фонтанчика на одной из городских площадей.

Оглушенная стуком, звоном, криками людей и скрипом повозок, ревом ишаков и верблюдов, ослепленная мельканием разноцветных халатов, пестротой ковров, сиянием ярко начищенной медной посуды, Лейла была близка к отчаянию.

Не зная, что делать и куда идти, она села на землю в тени одной из пальм и заплакала.

— Давай вернемся обратно в деревню, — несмело предложил Таир.