Царевна-лягушка для герпетолога - Оксана Токарева

тихоня-брат, пока я расшифровывала в наушниках песню, привел домой девицу и теперь занимался с ней тем, чем и надлежит заниматься ночью молодому здоровому парню двадцати лет. Хоть бы дверь удосужился закрыть. Или это Тигрис их заложил? Но зачем Иван делал вид, будто спал, когда я пришла? В конце концов, если ему наконец приспичило, мог бы и намекнуть. Я бы спокойно уехала вместе с мамой и Петькой к отцу.

Хотя я понимала, что подсматривать нехорошо, отвести взгляд я не могла, и чем дольше наблюдала, тем сильнее становилось мое недоумение. Судя по всему, мой милый Ванечка спал как младенец, а незнакомка, перебиравшая его спутанные волосы и покрывавшая поцелуями его губы, румяные щеки и длинные сомкнутые ресницы, тщетно пыталась его добудиться.

Конечно, я не имела практического опыта в подобных делах, но происходящее не вписывалось ни в какие представления. Втайне от сестры приводить домой подругу, чтобы она оберегала его сон? А если Ванька тут ни при чем, откуда взялась эта фря? Кроме того, меня смутило, что ни в коридоре, ни в Ванькиной комнате я не смогла отыскать взглядом даже признака одежды или каких-то других вещей незнакомки. Можно подумать, она к нему явилась в чем мать родила.

В это время девушка, отчаявшись добудиться спящего красавца, упала ему на грудь и горько разрыдалась, словно от пробуждения моего Ивана зависела ее жизнь. Потом она приподнялась на постели, откидывая с лица волосы и с тоской глядя на пустующий аквариум малагасийской радужной. Мне стало холодно и жутко, как у домовины мокшанского волхва. Мы с Ванькой не только знали эту девушку, но уже полгода числили пропавшей без вести.

Глава 2. Лягушачья шкура для музыковедьмы

Василиса, или Вася, Мудрицкая поступила к нам в Академию в один год с Левушкой. Хотя училась она на музыковеда, вернее, музыковедьму, как хихикали у них на историко-теоретико-композиторском, специализация по кафедре этномузыкологии еще на первом курсе привела Васю сначала в народный хор, а позже и в ансамбль, в котором я работала. Пела она и в самом деле хорошо, а еще лучше делала расшифровки и вообще разбиралась в региональных традициях. Уже с первой летней практики привезла не только интересные образцы фольклора чалдонов, но и редкие записи песен новосибирских «поляков». Хотя родилась и выросла не в медвежьем углу, а в одном из крупнейших научных центров за Уралом.

С Ваней Василиса познакомилась во многом через меня и сразу его заинтересовала. Среднего роста, статная, с чистой тонкой кожей, капризными губками и манящими зелеными глазами, она привлекала внимание парней даже без грима и в повязанном матрешкой платке. А уж когда распускала рыжие роскошные волосы, затмевала всех популярных красоток. При том, что не хайповала на стиле и к модным ухищрениям почти не прибегала. Вот только мой брат на девушек если и смотрел, то вряд ли видел, увлеченный своими земноводными и пресмыкающимися. Вот и Василиса в первую очередь заинтересовала его как дочь известного ученого, одного из крупнейших в стране специалистов по фауне черневой тайги.

Василиса Мудрицкая

Портрет Василисы от P.Elena_art

— Погоди, а вот у этой рыженькой зеленоглазой фамилия, случайно, не Мудрицкая? — поинтересовался Ваня, придя как-то раз на концерт нашего учебного хора.

— Да. Василиса. А ты откуда ее знаешь? — удивилась я, про себя отметив, что у брата губа не дура и очень неплохой вкус.

— В прошлом месяце на конференции видел, — просиял Ваня. — Она к отцу своему приходила, а я его книгами по герпетологии зачитывался еще в школе. Андрей Васильевич мою статью отметил и новую монографию с автографом подарил.

Впрочем, в тот раз в закулисной суете встреча Вани с дочерью его кумира не состоялась. Познакомились они несколькими месяцами спустя в мае, когда профессор Мудрицкий пригласил моего брата на международную конференцию, а Василиса, которая, досрочно сдав сессию, как раз летела домой, вызвалась показать столичному гостю родной город и окрестности.

— Да не переживай ты, присмотрю я за твоим ботаником, — улыбнулась она так, что мне и в самом деле стало спокойнее.

Я знала, что Василиса — человек надежный и в помощи никому не откажет. Девчонки из нашего хора буквально ездили у нее на шее, подсовывая задачки по гармонии. Даже преподаватели удивлялись: что это у народных хоровиков так успеваемость повысилась. Гармонию Вася щелкала как орешки, да и анализ ритмики и ладового строения фольклорных образцов проводила блестяще. В этом даже я не пыталась с ней тягаться.

— Да куда нам до нее? — с легкой завистью вздыхали девчонки-народницы. — Она же музыковедьма!

— У тебя, Василиса, не мозг, а суперкомпьютер! — восхищалась я.

Она только польщенно улыбалась, накручивая на пальцы рыжие пряди:

— Так у меня аналитический тип мышления наследственный. В семье — несколько поколений ученых. Одна я пошла в музыканты.

За Ваней она и в самом деле присмотрела и показала ему не только город, но и такие виды тайги и гор, от которых даже на любительских фото и видео дух захватывало. Часть кадров брат сделал явно с воздуха. На мой вопрос Ваня только беспечно улыбнулся.

— Так это нам друг семьи Мудрицких Константин Щаславович Бессмертный экскурсию на своем вертолете устроил, — как о чем-то само собой разумеющемся пояснил Ваня. — Он крупный бизнесмен, генеральный директор аффинажного завода. Ну, того, где из вторсырья золото вытягивают. А еще он взял в аренду полигон для хранения промышленных отходов и собирается там строить завод по экологически чистой утилизации.

Я лишь головой покачала. У нашей семьи таких влиятельных друзей не водилось. Впрочем, я знала еще от Василисы, что ее отец не только преподает и проводит исследования, но и занимает какую-то должность в областном природоохранном ведомстве.

Константин Щаславович, который навязчиво лез в кадр на Ванькиных видео, мне не понравился. И не только оттого, что выглядел настолько импозантным даже в походной амуниции, что рядом с ним мой Иван в своих потертых джинсах, видавших виды берцах и ветровке казался сущей деревенщиной. Просто лицо бизнесмена с правильными, почти античными чертами слишком напоминало каменное изваяние, а в глазах застыл лед, под которым бурлил недобрый, опасный огонь. Несколько раз это пламя прорывалось наружу. Когда Константин Щаславович смотрел на