Спящий город - Олег Таругин

В глазах гостя, впервые за сегодняшний вечер, сверкнул неподдельный интерес и плохо скрываемое волнение:

— Ты открывал его, мой друг Жак?

Француз поднял голову, оторвавшись от созерцания своего сокровища, и с искренним удивлением ответил: — Конечно нет! Никто в нашем артист…, аристократическом роду не мог открыть его, не мог и. не смел прикоснуться к тайне! Но я — избранный, я — тот, на ком начнется разгадка! Вчера мне удалось чуть-чуть приподнять крышку. Впервые за столько лет в ларце что-то изменилось, смотри, отец и, отец моего отца сколько ни пытались, не могли понять, как это сделать, а я понял! — Он повернулся к столу и погладил поверхность древнего артефакта. — На мне и только на мне закончится полоса неизвестности. Я открою его и познаю Тайну. И напишу об этом книгу. Ты веришь мне?

— Безусловно. — Стоящий за его спиной человек вынул из бокового кармана пиджака выкидной нож и выщелкнул из рукояти двенадцатисантиметровое обоюдоострое лезвие. — Теперь я вижу, что ты не врал, мой добрый друг Жак! Ты действительно великий человек! — Он немного отвел руку назад. — Ты не ошибаешься, мой друг, — именно на тебе закончится ваша семейная тайна! — Незнакомец сделал полшага вперед, став точно за спиной обладателя загадочной реликвии. — Я помогу тебе в этом, мой славный новый друг!

— Что? — не оглядываясь, переспросил Жак. Похоже, созерцание древнего раритета напрочь отключало все иные органы его чувств. — Я не слы…

Сказать больше он не успел — рука стоящего сзади человека профессионально зажала его рот и нос и рывком выгнула тело назад. И, прежде чем окончательно протрезвевший от неожиданности и страха француз успел что-либо понять, вторая рука, описав короткую дугу, аккуратно и точно вогнала холодно блеснувшее лезвие в его грудь между четвертым и пятым ребрами слева. Несчастный хозяин квартиры, ставшей в одночасье и его могилой, охнул, тело его напряглось и, конвульсивно дернувшись несколько раз, обмякло. Убийца мягко опустил труп на пол, одним движением выдернул нож и, брезгливо поморщившись, вытер потемневшее лезвие о полу рубашки убитого. Затем он переступил через тело, аккуратно завернул ларец в ткань и пошел к двери.

Выходя, он погасил свет и, прежде чем захлопнуть за собой хлипкую дверь, саркастически сообщил в темноту комнаты:

— Я весьма признателен тебе, мой дорогой французик, за столь щедрый подарок. Теперь я точно знаю, что ты не ошибся, — полоса неизвестности закончилась именно на тебе. Так что — счастливо оставаться!

Закрыв дверь, незнакомец спустился по лестнице и, выйдя на улицу, подал знак поджидавшим его товарищам.

Четыре фигуры неслышно растаяли в ночной темноте, свернув за угол, где их поджидала автомашина. Фыркнув, словно застоявшийся конь, автомобиль покатил по темным улицам спящего города в сторону аэропорта, откуда спустя час поднялся, взяв курс на Берлин, трехмоторный грузопассажирский Ю-52 с красной надписью на серебристом дюралевом борту: "Авиалинии Германии. Дипломатический транспорт. Берлин"…

А посреди грязной каморки в бедном районе Парижа осталось лежать остывающее тело молодого француза, ставшего одной из разменных пешек в начатой много тысяч лет назад партии, об исходе которой пока не знала ни одна живая душа в мире… Его звали Жак Мари Ревье…

Россия, Москва, Ходынское шоссе, "Аквариум".

Наши дни.

Лежащая на столе серая, изрядно потертая по углам папка за номером О-15875-Н ничем не отличалась от сотен и тысяч себе подобных, хранящихся на стеллажах или в герметичных боксах спецхранилища Главного разведывательного управления. Стандартный утилитарный цвет плотного картона обложки, красная полоса по диагонали, обилие всевозможных запрещений, самыми безобидными из которых были "абсолютно секретно" и "не выносить за пределы управления". Ничего особенного, если не считать того факта, что внутри невзрачной папочки находилось дело всей жизни начальника отдела спецопераций Героя Советского Союза генерала Юрия Сергеевича Музыкального, все сорок лет его безупречной службы.

Собирать содержимое этой таинственной папки он начал более тридцати пяти лет назад, после того как, будучи молоденьким старлеем, наткнулся в архиве на никем не замеченный среди тысяч подобных рапорт некоего давным-давно канувшего в лету унтер-офицера 21-й бронетанковой дивизии германского Африканского экспедиционного корпуса, датированный апрелем 1942 года. И хотя среди захваченных в конце Второй мировой войны и тайно доставленных в Москву документов таких рапортов, докладных, спецдонесений были многие тысячи, именно этому пожелтевшему листку было суждено стать одним из звеньев в цепочке, образующей канву нашей правдивой истории…

Постепенно к первому листку, надежно укрытому от всего мира серой картонной обложкой, прибавились многие другие, часть из которых не имела вовсе никакой информационной ценности, а другая часть, попади она в соответствующие руки, вполне могла бы изменить судьбу если и не всего мира, то уж бывшего СССР наверняка. Были здесь и фотографии, как обычные, так и спутниковые, и топографические карты, и малопонятные непосвященному схемы, и самые разнообразные рапорты, донесения и шифрограммы о выполнении той или иной секретной операции за пределами почившего ныне Союза, и многое, многое другое…

И хотя папка эта, повторюсь, напоминала бесчисленное множество других аналогичных папок, была у нее еще одна особенность, заключавшаяся в том, что официально она не существовала вовсе. Точнее, не существовала с октября 1993 года, когда ее уничтожили за ненадобностью, что и было зафиксировано соответствующим секретным актом. Позаботился об этом сам генерал Музыкальный, спустившийся в спецхранилище в ночь с третьего на четвертое октября (в чем ему, надо отметить, сильно помог путч и штурм Белого дома). С тех пор загадочная папка хранилась в его личном сейфе, открыть который до собственной смерти (или ухода в отставку[3]) мог только он сам.

К счастью, Юрию Сергеевичу посчастливилось уйти на пенсию по выслуге лёт, а не в связи с острой сердечной недостаточностью, которой, согласно закрытым статистическим данным, заканчивала большая часть высоких начальников ГРУ, скоропостижно скончавшихся на своем боевом посту…

Однако несмотря на вчерашний банкет по случаю торжественных проводов в запас, генерал Музыкальный еще не передал дела своему бывшему заместителю, а ныне — полноправному преемнику. До конца недели (а сегодня была только среда) он еще официально числился начальником отдела и собирался использовать оставшееся время с определенной пользой для себя. Вернее, для своей маленькой тайны под серой картонной обложкой, к разгадке которой он шел почти всю свою сознательную жизнь…

Великая Пустыня, район Катар-алъ-Ларинхс, 439-й километр к юго-западу от Каира. 1942 год