Джунгар. Небесное Испытание - Ольга Погодина

– А ты своего брата спроси, не меня, – резко ответила Аю, стыдясь того, что вспыхнула, как девчонка, от его прикосновения, и торопливо освободилась.

– А вот скажи, Аю, – растягивая слова, спросил Дархан, – от чего твое старание зависит? От того, что это юрта моего брата Хэчу, или от того что он хулан всех степных родов? Был бы я хуланом, ты бы тоже так стала стараться, Аю?

– Что за глупости ты говоришь, – возмутилась Аю, внезапно испугавшись его жадного, настойчивого тона.

– Нет, ты ответь мне, Аю, – со странным блеском в глазах настаивал тот. – Так же?

– Ты возьми свою жену, да сравни, – ожесточенно сказала Аю, – может, она окажется лучше.

– Нет никого лучше тебя, Аю, – неожиданно, с хрипотцой сказал Дархан, и по позвоночнику ее прокатилась волна, подогнулись колени. – Так что, стала бы?

– Стала, стала, стала! – потеряв терпение, закричала она ему в лицо и бросилась обратно к юрте. Однако он схватил женщину за руку и не удержавшись, она упала в снег.

– А все остальное? Остальное – стала бы? – Он тоже почти кричал, лицо стало бешеным.

– Прекрати! – Она загребла рукой полный ворох снега и взметнула ему в лицо. – Прекрати, не то скажу Хэчу…

Его лицо оказалось полностью запорошенным, какой-то жутковатой белой маской, какой рисуют в воображении снежных горных демонов удырджу. Потом он неторопливо отер лицо, загадочно улыбнулся.

– Не скажешь, – отчетливо и уверенно проговорил он. – Ты ведь не скажешь ему, Аю?

…И вот теперь Аю с болезненным чувством вины ощущала, как что-то такое в воздухе происходит… Будто скользит Хэчу по тонкому льду, а она знает, что подо льдом бездонная пропасть, но не смеет сказать. И как посметь, когда улыбнется на все ее сбивчивые слова Хэчу и скажет так, как говорит не поделившим добычу охотникам:

– Ну разве это повод желать человеку зла? Мир и без того огромен и тяжел, в нем и без нас зла больше, чем блох на больной суке. Давай лучше решим: пустое это, и зло отпустим – пусть к кому другому пристает, ты же знаешь: зло с бедой рука об руку ходит.

Вот такой он, ее Хэчу. А она – порченая, порченая, порченая! Аю закусила кулак, зажмурилась, чтобы не заплакать от боли. Хэчу, напротив, усмотрел в жесте жены другое, опустился на корточки, погладил узкие плечи:

– Извини, что напугал тебя, Аю, – мягко сказал он. – Я и сам от себя не ожидал, признаюсь. Говорят, больше всего человека из себя выводит то, что является отражением его собственной вины. Мудро говорят. Виноват я, Аю: приютил ургашей, не дал убить. А теперь, когда из щенков выросли волки, и кусают меня, не знаю, как быть… Понимаешь меня, Аю?

Аю кивнула, хотя ее мысли были заняты совсем не этим. Хэчу улыбнулся, опять истолковал все по-своему и прижал к плечу голову жены:

– Молчаливая ты у меня, Аю. Улыбаешься редко, больше грустишь все. Но я сделаю так, чтобы ты улыбалась чаще, Аю… Вот спроважу куда подальше этих ургашей, и мы с тобой заживем, – вот увидишь, как хорошо заживем, Аю…

Объединенный совет охоритов, созванный неожиданно хуланом Хэчу, всех изрядно переполошил. Хоть и ставили юрты меньше чем в пешем переходе друг от друга – только чтобы дать свободно пастись стадам, – но все уже было погрузились в свои домашние хлопоты. А тут на тебе: то ли война грядет, то ли еще что случилось. Нечасто хулан Хэчу собирает внеочередной совет, а до обычного, весеннего, еще ой как далеко. По становищам неслись пересуды одна другой несусветнее. Но прибыли все – уважение к хулану было велико.

Еще на рассвете Хэчу вместе с шаманом степных охоритов очертили палками широкий круг и зажгли в его середине большой костер, в который шаман добавил каких-то своих порошков, отчего дым стал золотисто-рыжего цвета – издалека видать, что не просто костер горит. Аю вынесла из юры стопки войлоков, воткнула в снег шест с навязанными лисьими хвостами – оберег рода. Увидев приготовления, начали собираться и просто зрители – женщины, дети. Не смея зайти на очерченную черту, они тем не менее не уходили, нетерпеливо переступали мерзнущими ногами.

К полудню главы двенадцати родов прибыли. Прибыл и Кухулен, заранее им извещенный. Сейчас старик сидел в юрте хулана, ожидая, пока все окончательно не рассядутся по своим местам, – не пристало отцу-отэгэ кого-то ожидать на морозе. Они с хуланом Хэчу вместе вышли из юрты и неторопливо прошествовали к отведенным им почетным местам.

Шаман трижды ударил в бубен, и разговоры потихоньку стихли. Хэчу поднялся, отыскал глазами ургашей, которые, будучи чужаками, стояли за пределами очерченного кольца. Холодно кивнув им, Хэчу поднял руку.

– Мои уважаемые гости, хуланы, – начал он своим тягучим красивым голосом. – Вчера пришли ко мне вот эти люди, – он показал на ургашей, – и принесли мне печаль на сердце, потому что принесли они мне жалобу не на кого-нибудь, а на Кухулена-отэгэ.

По рядам собравшихся прошел возмущенный гул. Кухулен-отэгэ был известным и уважаемым человеком не только среди охоритов – его знали за пределами его горных владений по всей степи. Даже свирепые джунгары ежегодно присылали к Кухулену свои дары из уважения к его мудрости. Поговаривали, что он приходится побратимом самому Темрику – свирепому хану джунгаров.

Хэчу подождал, снова поднял руку и продолжил:

– Ургашские гости, – он намеренно сделал паузу, – показали мне, что Кухулен-отэгэ колдовством отнял у них законную добычу.

– Это ложь! Как ты можешь верить этому, Хэчу! – крикнул хулан Томпо, младший сын Кухулена. От обиды за отца у него встопорщились короткие жесткие усики.

– Я не сказал, что верю этому, – спокойно возразил Хэчу. – Но ургашские гости – мои воспитанники, а Кухулен-отэгэ – мой дед. Я могу быть пристрастен в этом деле. Поэтому я собрал вас и прошу вас, хуланов, вынести решение по этому вопросу.

– Что тут решать? Гнать взашей ургашей! – крикнул кто-то из задних рядов.

Унарипишти и Даушкиваси, услыхав это, дернулись, явно не ожидая такого поворота событий.

– Думаю, решение стоит принять завтра, чтобы каждый из вас мог хорошо подумать и обсудить свое решение со своим родом, – рассудительно сказал Хэчу.

– Сегодня! Мы примем решение сегодня! – загудели голоса прибывших. Еще чего – таскаться по степи туда-обратно, когда все и так ясно: гнать ургашей, Хэчу и так слишком добр к ним!

– Как решит Совет. – Хэчу примирительно заулыбался. – Однако я предлагаю всем вам сначала отведать скромное угощение, приготовленное моей женой Аю, – он с любовью оглянулся на женщину, застывшую у входа в юрту, – а уж ближе к вечеру мы выслушаем обе стороны и решим, нужно ли нам будет еще время или нет.

– Дело, дело! – закивали головами хуланы. Все-таки умеет Хэчу погасить конфликт в самом его зародыше. Вот так, посидят, поболтают, пообспросят поподробнее об обстоятельствах… и никто не упрекнет Хэчу, что он на кого-то оказал давление или кого-то не уважил. Сами примут решение.