Джампер. История Гриффина - Стивен Гулд

— Спокойной ночи, Грифф.

Мама спросила:

— Хочешь, чтобы дверь была закрыта?

— Да.

— Спокойной ночи, милый.

Обычно я засыпаю мгновенно, но в этот раз никак не мог выкинуть из головы то, что произошло. Я соврал. Я нарушил правила.

Они никогда не узнают. Только Полли видел, да и кто ему поверит, даже если он проболтается?

Я засунул голову под подушку, но это не помогло. Я-то знаю. Не важно, узнают ли папа с мамой. Я буду помнить об этом всегда.

Я поднялся. Родители еще не спали — по крайней мере, я слышал, что у них работал телевизор. Они имели обыкновение смотреть поздний выпуск новостей и выпивать по чашечке травяного чая. Это составляло часть их повседневной жизни, последний ритуал перед сном. Иногда мне удавалось незаметно прошмыгнуть в холл и подсматривать за ними. Большую часть времени мама дремала, пока папа смотрел спортивный выпуск, а папа над ней подтрунивал.

Я открыл дверь. Нужно сказать им. Как бы то ни было, нужно все рассказать. Я сделал шаг, и тут зазвонил дверной колокольчик.

У меня засосало под ложечкой. Полли? Его родители? Кто-то из школы?

Папа выключил телевизор, прежде чем подойти к двери, за ним, зевая, поднялась с дивана мама. Она еще не успела заснуть, ведь выпуск новостей дошел только до прогноза погоды. Увидев меня в дверном проеме, она нахмурилась.

Я слышал, как папа открыл дверь, которую я не мог видеть из-за стены кухни.

— Мистер О’Коннер? — это был женский голос. — Прошу прощения за позднее вторжение, но я хотела бы поговорить с вами о Гриффине. Я из службы домашнего обучения, сокращенно СДО.

Мама резко повернула голову:

— Ничего подобного.

— Простите? — произнес женский голос.

— Ничего подобного. Нет такого СДО. Есть Объединенный школьный округ Сан-Диего или Городские школы Сан-Диего. Не существует никакого отдела домашнего обучения.

— Отлично. Будь по-вашему, — сказала женщина.

Ее голос, до этого мягкий и извиняющийся, стал вдруг твердым как камень.

Мама отступила на шаг от двери, и я увидел, как расширились ее глаза. Ее рука дернулась в моем направлении и указала назад, четко давая понять, что мне следует вернуться в комнату.

Я отступил, но оставил дверь открытой, чтобы все слышать, но единственное, что услышал, были папины слова:

— Опустите нож. Мы не вооружены. Чего вы хотите?

Из родительской комнаты, в другом конце холла, раздался грохот.

Возле двери мужской голос, судя по акценту, британец из Бристоля, произнес:

— Где ваш сынок?

Папа крикнул:

— Грифф!..

Раздался звук удара, и папин голос прервался. Мама закричала, и я прыгнул…

…в гостиную, кругом в воздухе летали страницы из журналов, а с книжных полок сыпались книги.

Папа стоял на коленях, держась рукой за голову. Там, в гостиной, находились двое странных мужчин и женщина, и они все отскочили, как только я появился, и гораздо быстрее, чем это когда-либо удавалось папе, выхватили какие-то чудные, прежде мной невиданные пистолеты. Я подался назад, на кухню, вдребезги разбивая чашки и тарелки вдоль стены и раковины, и услышал, как выстрелили те странные пистолеты, приглушенно, почти так же, как ружья для пейнтбола, но только еще с необычным свистящим звуком, и вот те люди уже целились в меня, стоя у холодильника. Мама крикнула: «Беги!» — и толкнула одного из мужчин на другого, но женщина продолжала стрелять, и мне обожгло шею, и вот я уже стоял у валуна, залитого лунным светом, в брызгах краски — за сотни миль от дома.

Потом я прыгнул обратно, но не на кухню. Я оказался в темном гараже под домом и вскарабкался на верстак, чтобы достать до верхней полки, где папа хранил ружье для пейнтбола. Снаружи раздались шаги, и кто-то с силой ударил по двери, чтобы открыть ее, но на ней был тяжелый засов — такой у нас опасный округ.

Я зарядил ружье углекислотным картриджем. Верхняя часть двери разлетелась в щепки, но засов еще держался. Я неумело зарядил трубчатый магазин шариками с краской, когда ошметки двери влетели в помещение. Толстый ствол одного из странных пистолетов появился в проеме, и я прыгнул, на сей раз — в свою комнату.

На лестнице раздались шаги, и я прыгнул снова, обратно в гостиную. Мужчина прижимал нож к маминому горлу, а папа лежал на полу, неподвижный.

Я выстрелил мужчине в глаза, прямым попаданием.

Он завопил и упал навзничь, зажимая глаза. Раздался выстрел, и что-то ударило меня в бедро, я снова отпрыгнул в сторону, стреляя в лоб приближающемуся мужчине в холле. Рука взметнулась к его лицу, но он разрядил в меня свое оружие, и множество маленьких снарядов с проволокой между ними пронеслись по воздуху к моей голове. Я прыгнул и оказался позади него, он повернулся, и я выстрелил ему в мошонку, дважды.

Он перегнулся пополам, и в этот момент я увидел маму.

Она лежала на полу, скорчившись на боку, истекая кровью.

Штукатурка обрушилась рядом с моей головой от пуль, врезавшихся в стену, натянувших проволоку. Я упал на колени, оцепенев.

Лужа крови возле папы была еще больше, из его спины торчал нож.

Человек, которого я подстрелил в мошонку, крутился волчком, доставая пистолет. Я выстрелил ему в лицо еще раз, задев скулу. Он разрядил свое оружие, но проволока пролетела в холл, над моей головой, срывая со стен картины. Я ударил его прикладом ружья, ударил сильно, и еще раз, и еще. Он выронил пистолет, и его глаза закатились.

Я бросился к маме с папой, а потом дальше, к двери. На лестнице послышались шаги. Я было поднял ружье для пейнтбола, но тут что-то ярко вспыхнуло со стороны двери, и снаряд пробил ружье, ударив меня по лбу.

Я упал навзничь, теряя сознание, проваливаясь в бесформенную темноту, но вместо того, чтобы удариться об стену, упал на песок с гравием.

Пустырь. Мама. Папа. Пусто.

Я попробовал поднять голову, но луна расплывалась и мигала перед глазами.

Пусто.

Кто-то пытался впрыснуть мне воду в рот, и я, испугавшись, вдохнул ее. Мгновенно начался раздражающий кашель, вызвавший пронизывающую боль в голове и боку, но я не мог остановиться. Солнце стояло высоко и било в глаза. Я продолжал кашлять, пытаясь крепко зажмуриться. Что-то было не такс моим лбом, шеей и правым бедром.

Чьи-то руки подняли меня, помогая сесть. Я смог сделать первый хриплый вдох без кашля и наконец открыл глаза. Песок. Гравий.

Пустырь. Я дотронулся до лба — там была рваная рана, запекшаяся, над правой бровью. Провел рукой дальше и пощупал шею. Сбоку было что-то вроде волдыря от ожога. Кожа на волдыре натянулась, когда я повернул голову, чтобы посмотреть на того, кто помог мне сесть.