Цветок забвения. Часть 2 - Мари Явь

— Представляю, как тебе было тяжело подпускать его к ритуальной чаше, — вздохнула другая.

— Меня предупредили обо всём заранее, так что я приготовилась, — ответила Мята, и всё стихло на минуту.

— Значит, ты знала, что Чили выберет именно виноград?

— Да.

— Тогда ты могла бы… «приправить» кое-чем эту косточку. У тебя богатый выбор ядов.

— Могла бы.

— Если бы вдруг ты на это решилась, тебе бы весь наш клан спасибо сказал. Это всё равно неизбежно. И лучше, чтобы это свершилось до того, как все узнают о нашем позоре, — проговорила её подруга, и я вскочила на ноги, но не для того, чтобы прервать их разговор.

Ещё не до конца поняв, что именно услышала, но уже чересчур этим напуганная, я предпочла снова закрыть уши. Сбежать.

Мужское семя? Оскопить? «Наш позор»?

Каким образом это всё относилось к подлинно ясноликой дочери Метрессы?

Вернувшись в сад, я решила поговорить со своей мати, надеясь, что она будет более откровенной, чем наставница.

— Скажи, когда я родилась, у меня отрезали что-нибудь?

Имбирь сидела под навесом, нарезая ананас на дольки, и мой вопрос оказался настолько неожиданным для неё, что она поранила палец. Слизав сок вместе с кровью, она уточнила:

— Ты это про пуповину?

Я недоумённо потрогала впадинку на животе.

— Да, когда ты жила в истинно плодородном, женском, Внутреннем мире, то была соединена со своей матерью плотью, — пояснила она без лишних подробностей. — Её отсекли при твоём рождении.

— О… — удивлённо, но немного грустно вздохнула я, положив руку на живот. — Вот что значит «оскопить»?

Имбирь долго смотрела на меня, не отвечая, потом перевела взгляд на нож в своей руке, отложила его в сторону и поманила меня пальцем…

На следующий день я работала в саду с особым усердием, будто соглашаясь со словами мати, сказанными накануне. О том, что её методы «прикладного» обучения подходят мне больше, так что будет лучше, если она продолжит обучать меня сама. И я была не слишком против, учитывая вчерашнее.

Я имею в виду не только травлю, но и разговор, подслушанные в доме Мяты. После того, что я услышала? Мне не хотелось иметь дело с людьми, собирающимися изменить мир к лучшему убийством. И не просто кого-то там, а убийством дочери Метрессы, которую они упорно называли «плодом». Будто она уже стала чем-то относящемся к саду-кладбищу.

Недостаток информации и моя собственная неприязнь к Чили, не помешали мне как следует разозлиться. Наверное, потому что я остро реагировала на любое упоминание о смерти. Не в том смысле, что она пугала меня. Во Внешнем мире, например, она случалась постоянно: из-за войн, болезней, голода, старости или нелепого случая. Здесь же смерть была жертвенной, на неё шли сознательно, она являлась обратной стороной могущества и именно на таких условиях мы с ней мирились. Но убийство? Оно было более запретным, чем всё то запретное, что могла сотворить Метресса.

Зачем мы осваиваем техники? Не для того ли, чтобы защищать клан? Если мы сами станем убивать Дев, то чем мы отличаемся от мужчин?

Но рядом не было никого, кто мне бы ответил: все Девы в этом саду были глухонемыми в той или иной степени. Пока в итоге, озадаченная моим своевольным отсутствием на уроке, здесь не появилась Мята.

— Почему ты плачешь? — Наставница огляделась в поисках мёртвого тела, которое стало причиной этих слёз. Она бы удивилась ещё сильнее, если бы узнала, по кому именно я скорблю.

Опершись на лопату, я пыталась отдышаться. Плечи ныли.

— Если ты не хоронишь близкую тебе сестру, то почему вообще этим занимаешься? — продолжила она. — Ты не должна так надрываться. Имбирь использует техники, чтобы заставлять тебя?

— Нет.

— Тогда зачем ты это делаешь?

— Больше некому.

— С вами не живут темноглазые?!

— Они все ушли, потому что мати била их и называла рабынями, — ответила я, вытирая влажное от пота и слёз лицо.

— Так теперь ты решила стать её рабыней? Поэтому плюёшь на обучение?

— Да. — Прозвучало по-хамски, поэтому я поспешно добавила: — Я потеряла своё зёрнышко. Вы не должны давать мне второй шанс. Вы ведь обычно так не поступаете.

— Я обычно и маковые семена в чашу не кладу. Я бы сказала, что жалею, что обошлась с тобой так несправедливо, но на самом деле я рада. Рада, что оно досталось тебе.

Я вяло ковыряла землю, не поднимая головы.

— А если бы оно досталось Чили?

— Чили избалована, заносчива и от природы жестока. Её зрение намного хуже твоего, поэтому она никогда бы не разглядела маковое зерно. Его и истинную тебя.

Ей и не нужно было ничего разглядывать. У неё всё было изначально. Солнце предпочитала смотреть на то, что уже привлекает внимание, а не на то, что будет когда-нибудь в будущем. Потенциал макового семечка её не интересовал. У неё была красавица-Виола с косточкой персика, которую она, уж конечно, не потеряет…

— Возьми, пожалуйста. — Присев на краю ямы, Мята протянула мне маленький конвертик из тонкой ткани. — Я зашила семена внутрь, чтобы ты не потеряла и не проглотила их.

— Так нечестно.

— Это мне решать.

Приблизившись, я протянула ладонь и бережно сжала в кулаке подарок. Закрыв глаза и прислушавшись, я поднесла к груди сотню затаившихся сердечек, ждущих момента пробуждения. Здесь и сейчас это было самым настоящим обрядом, пройти который я так мечтала.

— Спасибо, наставница. Однажды я выращу их для вас.

Она склонила голову набок, улыбаясь.

— Я была бы счастлива увидеть их в своем цветнике, но прибереги эти семена для единой. Не переживай, я обо всём позабочусь. Я найду тебе пару среди девочек, обучающихся у моих подруг.

— Это тем более нечестно.

— Мне решать, — повторила она, но я покачала головой.

— Знаю, вы могущественная, но даже ваши техники не обеспечат меня подругами. Если вы найдёте мне пару, тогда я буду выглядеть ещё более жалко, а надо мной и так смеются.

— Чили и Виола не появятся на уроках больше.

— Это неважно. Нет, я даже рада, что всё так случилось. Я поняла, что не хочу обучаться высшему мастерству. Никогда не хотела, если честно. Оглянитесь вокруг. Каждое это дерево пытается донести до меня то же самое, что вчера мне прямо сказали.

— Ива, ты светлоокая, — напряжённо напомнила наставница, — обучаться — твой долг.

— Пусть у меня и не тёмные глаза, но я наполовину слепая — это ещё хуже.

— Клянусь, из тебя «полуслепой» я сделаю лучшую Деву, чем Метресса из своего единокровного выродка! — заявила Мята,