Мир на краю пропасти. Предвоенные хроники - Юрий Житорчук

Г а л и ф а к с. Ну а что мы станем делать после того, как немцы в союзе с поляками и прибалтами выйдут к границам с СССР?

Ч е м б е р л е н. Тогда это уже будет делом Москвы и Берлина. А кого и в какой момент времени в этой войне поддержим мы, будет видно в дальнейшем. В любом случае мы заинтересованы в крахе коммунистического режима Советов, в образовании новых, независимых от Москвы государств, прежде всего таких, как Украина и Белоруссия. Однако мы, разумеется, не допустим, чтобы в конечном итоге эти территории попали бы в руки немцев для расширения жизненного пространства Германии. Но это уже будет на следующем этапе развития событий мировой истории.

9 часов 30 минут 19 ноября 1937 года

На ступенях своей резиденции в Берхтесгадене Гитлер торжественно встречает лорда Галифакса, после чего проводит английского посланника в свой кабинет.

Г а л и ф а к с. Благодарю ваше превосходительство за предоставленную мне возможность иметь беседу с вами, которая, как я надеюсь, послужит средством улучшения взаимопонимания между обоими нашими народами. Правительство его величества придерживается мнения, что все еще имеющиеся недоразумения между нашими странами вполне могут быть полностью устранены.

Г и т л е р. Многое зависит от того, как Запад будет рассматривать Германию. Если как государство, определенное рамками Версальского договора, то тогда вряд ли будет возможно выйти за рамки установления чисто формальных отношений. Другое дело, если Германия будет рассматриваться Лондоном как государство, не несущее на себе морального клейма Версаля. В этом случае наше сотрудничество действительно могло бы стать плодотворным.

Г а л и ф а к с. Англичане всегда являлись реалистами, и, может быть, даже большими, чем другие народы, поэтому правительство его величества убеждено в том, что ошибки Версальского договора непременно должны быть исправлены. Англия и раньше предпринимала шаги в этом направлении. Напомню, что именно эта реалистическая позиция Великобритании сыграла решающую роль при досрочной эвакуации из Рейнской области французских войск, при разрешении репарационного вопроса, во время реоккупации Германией Рейнской области, а также при заключении англо-германского морского договора.

Поэтому Великобритания не считает, что статус-кво, сложившийся в Европе после Первой мировой войны, и далее должен оставаться в силе.

Г и т л е р. По большому счету, между Англией и Германией имеется только одно разногласие – колониальный вопрос. Если его можно устранить, то это будет весьма отрадно; если невозможно, то я могу лишь с прискорбием принять это к сведению.

Г а л и ф а к с. Колониальный вопрос, без сомнения, труден. Английский премьер-министр стоит на той точке зрения, что он может быть решен лишь как часть нашего нового политического курса, направленного на разрешение всех существующих между нашими странами трудностей.

Однако все остальные вопросы можно характеризовать в том смысле, что они касаются изменений европейского порядка, которые, вероятно, рано или поздно все равно произойдут. К этим вопросам относятся Данциг, Австрия и Чехословакия. Англия заинтересована лишь в том, чтобы эти изменения были бы произведены путем мирной эволюции и чтобы при этом можно было избежать войны. А для этого желательно приступить к разоружению.

Г и т л е р. Проблема разоружения стала исключительно сложной в результате союза Франции с Россией, последовавшего в ответ на известные германские мероприятия. В результате этого недальновидного решения Парижа Россия вошла в Европу не только как моральный, но и как довольно весомый материальный фактор, особенно за счет ее военно-политического союза с Чехословакией. Поэтому я не представляю, как в этих условиях может начаться разрешение проблемы разоружения.

Единственной катастрофой для Европы является большевизм. Все остальное поддается урегулированию.

Информация к размышлению

Из высказываний известного русского философа-эмигранта Георгия Федотова о сталинской национально-культурной политике.

«Общее впечатление: лед тронулся. Огромные глыбы, давившие Россию семнадцать лет своей тяжестью, подтаяли и рушатся одна за другой. Это настоящая контрреволюция, проводимая сверху. Так как она не затрагивает основ ни политического, ни социального строя, то ее можно назвать бытовой контрреволюцией. Бытовой и вместе с тем духовной, идеологической… Право юношей на любовь и девушек на семью, право родителей на детей и на приличную школу, право всех на «веселую жизнь», на елку и на какой-то минимум обряда – старого обряда, украшавшего жизнь, – означает для России восстание из мертвых…

Марксизм – правда, не упраздненный, но истолкованный – не отравляет в такой мере отроческие души философией материализма и классовой ненависти. Ребенок и юноша поставлены непосредственно под воздействие благородных традиций русской литературы. Пушкин, Толстой – пусть вместе с Горьким – становятся воспитателями народа. Никогда еще влияние Пушкина в России не было столь широким. Народ впервые нашел своего поэта. Через него он открывает собственную свою историю. Он перестает чувствовать себя голым зачинателем новой жизни, будущее связывается с прошлым».

3 декабря 1937 года

Москва, Кремль. Сталин один в своем кабинете.

Он внимательно несколько раз прочел сводку внешней разведки о выступлении Гитлера перед немецкими генералами и встрече Галифакса с Гитлером, закурил трубку и глубоко задумался. Его стали одолевать тревожные мысли. Сейчас ему было очень важно понять, является ли Гитлер нашим непримиримым врагом, или же с ним так или иначе можно будет поладить миром.

С т а л и н. Конечно, в «Майн кампф» фюрер когда-то писал, что его главная внешнеполитическая цель – завоевание жизненного пространства в России. Но эта книга была написана задолго до того, как Гитлер пришел к власти, и тогда его призывы к войне с СССР могли быть просто популистскими лозунгами, направленными на получение голосов избирателей.

Однако, придя к власти, Гитлер должен был бы ощутить громадный груз личной ответственности перед страной и немецким народом и вполне мог отказаться от авантюрных замыслов романтического периода своей деятельности.

Скажем, я сам был поставлен перед необходимостью кардинально пересмотреть целый ряд принципиальных положений ленинского учения, да так, что от этого учения теперь уже остались лишь рожки да ножки. Не зря ведь Троцкий вопит из-за границы о преданных идеалах Октября. Эти так называемые идеалы изначально были губительны для России, и от них необходимо было решительно отказаться. Хотя этого, разумеется, я никому не могу сказать, и даже, напротив, вынужден постоянно клясться в верности заветам великого вождя революции. А вот Гитлер после прихода к власти, похоже, не намерен пересматривать свои прежние авантюрные замыслы.

Тем не менее, можно ли сейчас однозначно утверждать, что Гитлер наш непримиримый враг, главной целью которого является война, направленная на завоевание жизненного пространства на Востоке? Как это ни печально, но вновь и вновь мне приходится признавать, что это соответствует действительности.