Бит Отель. Гинзберг, Берроуз и Корсо в Париже, 1957-1963 - Барри Майлз

Здесь находились и артистические кафешки вроде «Пале», где можно было встретиться с владельцем галереи и договориться с ним о выставке, нанять натурщика или купить наркотики. Здесь были дюжины недорогих ресторанчиков, таких как «Кафе искусств» на улице Сены, где студенты художественных заведений сидели в рядок на скамейках, стоимость меню из трех блюд была неизменна, а красное вино стояло в литровых кувшинах на простых узких деревянных столах. Одна кафешка, «У Рато», была настолько маленькой, что хлеб там лежал в корзинках, которые подвешивались на веревках над столами, и, чтобы достать его, надо было каждый раз опускать их. Ресторан «У Жана», находившийся в двух шагах от бульвара Святого Германа, был одним их тех редких мест, где на полу по-прежнему лежали опилки. Иногда там выступал виолончелист или гитарист. «У Жана» было полно стремных типов, связанных с криминалом, но и представители богемы любили там бывать, соблюдая молчаливый нейтралитет. Рядом, в особенности вокруг площади Мобер и улицы Ушет, ютились многочисленные китайские, вьетнамские и североафриканские ресторанчики.

Каждую ночь бульвар Святого Германа становился местом самых больших гуляний в Париже, люди бродили от площади Мобер до бульвара Святого Германа и обратно, мимо больших кафе: «Пивной отвисшей губы», «Кафе двух макак», «Природы», в них сидели экзистенциалисты и состоятельные туристы, наблюдавшие за всеми и за которыми наблюдали все. Некоторые из гуляющих заглядывали в «Пиджоло», кафе сразу же за станцией метро, там было пятисотфранковое меню, и оно работало всю ночь. Это было любимое место сборищ лесбиянок и геев. Некоторые молодые люди красились губной помадой и пудрились, а наиболее мужеподобные женщины носили мужскую одежду. В «Пиджоло» также влекло студенческую толпу, среди которых были и многие обитатели Бит Отеля, располагавшегося через две улицы.

Бит Отель занимал дом номер 9 по Жи-ле-Кер, узкой средневековой улочке, начинающейся около Сены от улицы Сен-Андре — «покровителя искусств» и шедшей до набережной Августинцев в старейшей части Латинского квартала. В XIII в. улица называлась Жиль-ле-Ке (улица Повара-простофили) или Жи-ле-Ке (Жи — кухонных дел мастер, повар). Еще она была известна как Жи-ле-Пре (улица Храброго повара). Со временем название трансформировалось в Жи-ле-Кер, которое, как утверждал Брайон Гайсин, являло собой каламбур по поводу названия этой улицы, придуманный в начале XVII в. Генрихом IV, первым королем Франции династии Бурбонов, чья любовница жила именно там. Как-то король проходил по ней и сказал: «Ici gît mоn соеur» («Мое сердце принадлежит этому месту». — Прим. пер.). Возможно, это была выдумка, как и многие другие истории Гайсина, но по крайней мере звучало неплохо.

Похожая история есть в «Путеводителе Николя по Парижу», там утверждается, что название улицы восславило убийство Этьена Марселя,[12] главы гильдии купцов и одного из отцов Парижа. В ночь на 31 июля 1358 г. он был убит на этой улице Жаном Майларом, наемником дофина Карла, и слово «gît» обозначает «лежит»: как на могильных плитах пишут «ci-gît» или «здесь покоится».

Большинство зданий в этом квартале четырехэтажные, как правило, первый этаж нависает над улицей, а три верхних этажа резко отступают в противоположную от нее сторону. Дома номер 5, 7 и 9 построены в конце XVI в., первоначально они «окружали» особняк Пьера Сежура, маркиза дʼО, позднее принадлежавшего герцогу де Люиньи, дяде Расина. В 1933 г. месье и мадам М. Л. Рашу, супруги из провинции Живерни, что под Руаном к северу от Парижа, купили дом под номером 9, чтобы сделать из него отель. За те годы, что Брайон Гайсин жил там, он сильно сдружился с мадам Рашу и говорил, что они только gérance, то есть лишь управляют отелем и он им не принадлежит, что вполне возможно, потому что сложно себе представить, откуда они могли взять деньги, которых хватило бы на покупку такого большого здания. Месье Рашу, выполнявший функции одновременно привратника и коридорного, был огромным тихим мужчиной, медлительным и терпеливым со своими постояльцами. Миниатюрная мадам была весьма энергичной, ее руки, как правило, были сложены на бледно-голубом домашнем платье с круглым воротничком — подобные платья носили в будни работающие женщины XIX в. Она заведовала крохотным бистро на первом этаже и занималась регистрацией гостей.

Рашу очень нравилось находиться в компании художников и писателей, и они прикладывали все усилия, чтобы те оставались в отеле. Мадам Рашу иногда разрешала постояльцам расплачиваться картинами, ни одну из которых она не сохранила, даже не подумав о том, что когда-нибудь она сможет за них что-то выручить. К художникам ее тянуло с юности, когда в двенадцать лет она пошла работать в сельскую гостиницу в Живерни, от которой было рукой подать до студии Моне. И в утренние часы, после работы над изображением мешков с зерном или стогов сена, Моне частенько заглядывал в харчевню, чтобы позавтракать со своим старинным приятелем, живописцем Камилем Писсарро. Мадам Рашу однажды спросила Гайсина: «А что стало с его сыном, молодым месье Писсарро?» Брайон не знал, но сказал, что сейчас в Париже проходит большая ретроспектива картин Писсарро, и пригласил ее сходить с ним, но у нее было слишком много работы в отеле, и она не могла позволить себе так отвлекаться.

Мадам смотрела за баром и ее имя, Ж. Б. Рашу, было выведено на стеклянной двери каллиграфическим почерком одного мастера графики старой школы. Рашу никогда не давали отелю какое-то свое имя, вместо этого они предпочли повесить вывески: над левой дверью висела вывеска «Отель», а над центральной стеклянной дверью: Café Vins Liqueurs, и этого было достаточно. Двадцать четыре часа в сутки во время оккупации и в тяжелые месяцы после освобождения, когда найти еду и топливо было еще сложнее, чем при немцах, они держали отель открытым, хотя супруги и так еле-еле сводили концы с концами.

В сентябре 1957 г. месье Рашу погиб в автомобильной катастрофе в городке Сен-Жермен, под Парижем. Незадолго до этого они купили подержанный «Ситроен ДС», и месье Рашу отправился в провинцию; в то воскресенье он собирался заехать за несколькими друзьями, чтобы вместе пообедать в отеле. В Сен-Жермен на перекрестке в его машину врезалась другая, он погиб, а его четверо друзей были серьезно покалечены. Это потрясло мадам Рашу, но ей ничего не оставалось, как продолжать жить дальше, ведь отель нельзя было оставить больше чем на несколько дней.

Из-за очень маленького роста мадам, чтобы обслуживать посетителей в баре, приходилось залезать на перевернутый винный ящик. На широких окнах висели кружевные занавески, на подоконниках стояли несколько чахлых фикусов, кончики их листьев, похожие на лезвия, всегда были коричневыми. В бистро был потрескавшийся кафельный пол, стояли три столика с мраморными столешницами на стройных ножках из литого железа, здесь она подавала завтрак или кофе с круассанами. Это не входило в оплату проживания, отель не предоставлял подобные услуги, и 40 сантимов, причитающиеся за кофе, надлежало заплатить сразу же.