Смерть умеет улыбаться - Ника Шахова

Так дело не пойдет. Надо успокоиться и придержать фантазию: дядя все-таки умер. Он не войдет и не спросит, а я не отвечу. Надо принять случившееся как данность, хотя со смертью как таковой - внезапной, не внезапной, да любой! - вообще нелегко примириться.

- Да, растерялись, - дрыгнув в воздухе острыми коленками, кузен выскочил из объятий диванных подушек и забегал по комнате, - Мама просто обезумела. Как начала плакать, так до сих пор не может остановиться. Даже во сне плачет, - налетев на невидимую преграду, Макс внезапно замер и скис,

- С мамой надо что-то делать, - заключил он еле слышно.

- Приехал Фабий Моисеич, - подхватила рассказ Грета, как подхватывают древко из рук смертельно раненного знаменосца, - К счастью, он взял все заботы на себя. Я имею в виду оформление документов, организацию похорон и все такое.

- Если бы не Фаба, - ожил кузен, - Мы бы... мы бы... - и опять скис, но на этот раз Грета промолчала, предоставляя брату самому выпутываться из весьма щекотливого положения.

- До сих пор не похоронили дядю, - прошептала я сдавленно. Мама мия!

Ексель-моксель! Потрясенная догадкой, я пронесла квашеную капусту мимо широко открытого рта.

- Наверное, да, - признался Макс, рассеянно почесывая пятерней бороду.

Ну и родственнички мне достались. И где, спрашивается, я была, когда раздавали нормальных? В консерватории? Или на мужиков глазела? Выходит так: сама виновата.

- Ясно, - обреченно вздохнула я, подбирая капусту с коленей,

- Продолжай.

Продолжила Грета:

- Фаба сказал, что нужно обзвонить всех родственников и знакомых.

Дядиных издателей он взял на себя. Я позвонила Гусевым, Володарским, тете Поле с Павликом, тете Мане в Токио и тебе. Тебя не нашла.

Она посмотрела так, что мне захотелось забиться под кресло.

- Я звонила тебе, - продолжила Грета холодно, - И домой, и на работу.

Дома - никого, а на работе мне сказали, что ты в отпуске. Мы все ужасно расстроились, - подчеркнула Грета, но в ее глазах по-прежнему плавали льдинки, - Один милый дядечка продиктовал телефон твоей подруги Ляли, но и она не знала, где ты находишься.

Да, никогда себе не прощу, что уехала к Дакше в деревню, не сказав никому ни слова. Не сказала потому, что уезжала всего на пару дней. Зачем людей беспокоить? А застряла на целых две недели, и последние события пронеслись галопом мимо меня.

- Фабе было трудно, он с ног сбился, - кузина взглядом припечатала меня к стенке.

Фу ты ну ты! А вы с Максом на что? Но одно дело - подумать и совсем другое - произнести.

- Лялька все-таки разыскала меня. Один леший знает, чего ей это стоило, - пробормотала я в оправдание. Ненавижу себя за это. Взять бы и резануть правду-матку. Хотя бы для разнообразия. Так нет же, кишка тонка. К великому сожалению.

Грета привстала с места, чтобы взять с подноса фужер и маленькими глоточками, осторожно, чтобы не смазать помаду, выпила воду. Макс рухнул на диван, который отчаянно крякнул под ним, но выстоял.

- С дядей разобрались. Пойдем дальше. Рассказывайте немедленно, что случилось с Павликом, - насупив брови, потребовала я.

- Павлик вел себя мерзко... (Эка невидаль! Павлик есть Павлик.) ...Он, конечно, делал скорбную мину, цистернами пил мамину валерьянку и много говорил о дяде. Но все остальное... - кузина брезгливо поморщилась, - Он кружил по дому, рылся в шкафах, выдвигал ящики, вываливал содержимое прямо на пол, задавал ужасные вопросы о стоимости мебели, заглядывал в Нюсины кастрюли, - Грета помассировала висок тонкими белыми пальцами, - Фабе, кстати, он тоже задавал вопросы. И даже издателям!

Кажется, Грета возмутилась. Впервые, насколько я ее знаю. Молодец, девочка! Так держать.

- Словом, он вел себя, как судебный пристав, описывающий наше имущество, - кузина обвела рукой темное пространство вокруг себя.

- То есть как это? - удивилась я, засовывая в рот ароматную веточку укропа.

- Он сказал, - вмешался Макс, - что дядя Генрих составил завещание в его пользу. И теперь все это, - он повторил жест сестры, - Его.

Завещание? В пользу Павлика? Ничего более удивительного я никогда не слышала. То есть вру, конечно. Про завещание слышала, но так часто и в таких э-э-э... противоречивых контекстах, что решила: дядя опять развлекается. Он вообще любил позабавиться, наш добрый дядюшка Генрих...

Земля ему пухом и все такое.

...Несколько лет назад он собрал близких - тетю Лизу с детьми, тетю Полю с Павликом да меня с мамулей, и торжественно сообщил всем нам, что решил составить завещание, но пока не знает, каким образом, избегая ненавистной ему коммунистической уравниловки, разделить между нами имущество, нажитое непосильным трудом и орошенное кровавым потом гения. Для тех, кто еще не понял: гений у нас один - разумеется, дядюшка Генрих.

Проходили годы, а он все не знал. Ну и молчал бы себе в тряпочку. Так нет: он говорил часто, подолгу и без стеснений. И всякий раз выходило, что каждый из нас недостоин. У дяди был талант обставлять дело так, что каждый чувствовал себя самым недостойным, самым убогим, самой, так сказать, тварью дрожащей.

Именно это и развлекало нашего дядюшку. Такой он был забавник. Павлику доставалось не меньше остальных. Он тоже был тварью дрожащей. И прав не имел.

- С какого, простите, бодуна Павлик решил, что все достанется ему?

- Вот-вот, - обрадовался Макс, - Мама так его и спросила. Э-э-э... почти так.

- А он что?

Макс замялся.

- А он сказал, что все мы - сборище первостатейных идиотов, по которому плачет кунсткамера, - невозмутимо ответила Грета, - И от которого дядя давно мечтал отделаться, только не знал как. Точка. Конец цитаты.

- Павлик что, сбрендил? - задохнулась я от возмущения, позабыв, что недавно сама еле удержалась от правды-матки.

- Похоже. Он потерял над собой контроль и много чего наговорил. Маме сказал, что она актриса из погорелого театра, Максу - что он импотент и тряпка, мне - что я замороженная скумбрия. А о тебе... - кузина осеклась на полуслове. В горле у нее что-то булькнуло, а в глазах мелькнул испуг.

- Та-ак, сдается мне, что самое интересное, как всегда, впереди.

Правда, Грета? Продолжай, - я плотоядно усмехнулась, - И что разлюбезный кузен сказал обо мне? Ну! - я резко подалась вперед.

- Скажи ей, раз проговорилась, - вмешался кузен, - Она не отстанет.

Плешь проест, но не отстанет.

- Сам скажи, - огрызнулась Грета.

- И скажу, - он шумно втянул воздух носом, зажмурился и выпалил, - От тебя все мужики сбегают, потому что ты невменяемая... Извини, это не я - это Павлик сказал, - и он поглубже зарылся в подушки.