Даже для Зигги слишком дико - Сильвия Симмонс

— Извините, сэр, вас не затруднит пройти сюда и поставить вещи на стол? Спасибо, сэр. Вы позволите взглянуть на ваш паспорт?

Разумеется, они знают, кто он такой. Кто же его не знает? И почтальон, и банковский клерк, и уборщица — всякий знает всё, от размера бассейна на его вилле до длины и толщины его члена. Последняя подружка Спайка, юный смазливый ангелочек, только что продала прессе историю их взаимоотношений со всеми сочными подробностями. В минувшее воскресенье утром, за яйцами с беконом, пятнадцать миллионов его бывших соотечественников узнали, что Спайк «неугомонен как кролик» и «оснащен как жеребец». Довершая эту любовь втроем (ты, я и вся Великобритания), девица заверила, что «стоит Спайку заголить свою чудо-палку, так даже и покойник захочет сесть на нее».

От этого воспоминания он улыбается про себя и даже ощущает шевеление «чудо-палки» в штанах. Но приятное возбуждение тут же сменяется морозом в мошонке. Судя по решительным рожам таможенников, они намерены пригласить его в служебную комнату… чтоб он перед ними заголил все места и они могли вечером похвастаться в пабе перед друзьями, что видели пресловутую бетономешалку и — «ей-ей, ничего особенного!». Его зад так хорошо знал резиновую перчатку и трубу с фонариком, что имел боевые шрамы от этих бесчисленных встреч. Но то было в давние-предавние времена, когда таможенники имели добро на отстрел рок-звезд двенадцать месяцев в году, и те сдергивали штаны с блистательной бравадой — как Малколм Макдауэлл в фильме «Если». Наклонялись с презрительной усмешкой и всем своим видом давали понять: неприятно, когда копаются в твоей жопе; неприятней этого только одно — копаться в чужой жопе. Однако времена изменились. Рок-звезды нынче не дружат с наркотиками. Потому что эта дружба, среди прочих минусов, накладна и для анального отверстия… Леденея душой и мошонкой, Спайк старается сохранить беспечную улыбку на губах.

— Разрешите спросить вас, сэр, откуда вы возвращаетесь? Из Лос-Анджелеса? Какова была цель вашего визита? — Таможенник не отрывает взгляд от паспорта, который пролистывает. Истрепанные страницы пестрят визами и штампами. Глаза таможенника натыкаются на американский грин-кард. — А, понятно. Вы там живете…

За вежливостью Спайк чувствует ядовитую угрозу. Очень по-британски! «Прошу прощения, сэр, я вынужден всадить вам нож в живот. Если не возражаете…» — «О нет, пожалуйста, делайте как вам удобно». — «Извините, сэр, но я позволю себе еще и провернуть лезвие в вашем многоуважаемом животе. Надеюсь, я не доставил вам неудобств?»

— Не корите себя, — говорит таможенник. — Недавно проводили опрос: половина живущих в Великобритании хотели бы жить в другом месте. В любом другом месте. Вы не есть печальное исключение.

Таможенник захлопывает паспорт и отдает его Спайку.

— Спасибо, мистер Матток. Будьте добры открыть свой чемодан.

От таможенника разит дешевым жидким мылом и синтетической кожей.

Спайк с непринужденным видом крутит колесики цифрового замка и распахивает чемодан.

— Так, так, — бормочет таможенник, беря лежащую поверх всех вещей упаковку презервативов и, к вящему удовольствию проходящих мимо пассажиров первого класса, размахивает ею в воздухе. — Бережешься, Батток?

Спайк его не слушает. Стоит как фотография себя самого.

Тогда мужчина в форме говорит громче:

— А ты не изменился, Батток. Мы по-глупому брюхатили девок и влетали в неприятности, а ты был умницей — всегда в резиновом костюмчике.

Батток.

Его школьное прозвище.[1]Спайк вздрагивает и упирает оторопелый взгляд в таможенника.

Коротышка, более или менее худой, но какой-то расползшийся. Нездоровый цвет лица — серовато-бледный, как нежеванная жвачка, год назад забытая в кармане пальто. Волосы редкие, прежде, наверное, бодрого цвета полевой мыши, а теперь цвета мыши домовой — скучно-серые. Весь мужчина какой-то сухой и серый, за вычетом красных рук и красных жилок на щеках. Кто же он такой? Их школьный учитель? Или отец одноклассника?

— Да ты, похоже, не узнал меня, Батток!

Спайк ясноглазо смотрит на него.

— Простите, мы разве знакомы?..

— Джон Дэйвс. Средняя школа в Финсбери-парк. Неужели не помнишь?

Спайк искренне старается вспомнить. В голове пулями проносятся десятки лиц и фамилий — и все мимо цели. Его прошлое до такой степени прошлое и до такой степени заслонено ретушированными фотографиями и многократно переправленной биографией, что Спайк не столько вспоминает, сколько машинально пролистывает в голове страницы книг о себе и прочесывает свои недавние интервью в поисках информации о Джоне Дэйвсе. И Джона Дэйвса нет ни в одном указателе фамилий.

— Ну, напрягись же! Задавака Дэйвс! Ты еще у меня гитару одолжил и не вернул. И лапал мою сестру. И, черт побери, трахал мою тогдашнюю невесту, а теперь жену!

Неопределенный смешок. Не понять, унижает он или унижается.

И тут Спайк вдруг вспоминает. Накатывает холодная волна нестерпимой вины. Вины вообще, вины за всё — начиная с того, что он не узнал старого приятеля, и кончая тем, что его, Спайка, не было рядом с матерью, когда та умирала. И последним, что она слышала, оказались телеоткровения восемнадцатилетней девицы, которая вдохновенно живописала член ее сына.

Немудрено, что в памяти такой сумбур, — Спайк перелетел через океан и, соответственно, сбил биоритмы. Вчера — или всё еще сегодня? — он был в лос-анджелесской студии звукозаписи, а сегодня вот в Англии, и завтра — похороны матери… Ну да, это ведь дружище Задавака Дэйвс! Как же мне его не помнить!

Спайк навешивает на лицо фотогеничнейшую улыбку.

— А у меня мелькала мысль, — говорит таможенник, — что мы можем встретиться. Пару недель назад тут проходил, к примеру, Майкл Кейн. Служба такая, кого только не видишь! Все профессии и все классы. Хотя с хорошим человеком особенно не разговоришься. Вошел-вышел — быстро, как в борделе. А сколько говна мимо меня проходит — ты и не поверишь. — При этом таможенник машинально открывает взятую из чемодана упаковку презервативов и рассеянно-проворным профессиональным жестом прощупывает наугад один из пакетиков. — Если бы мне платили хотя бы пятерку за каждого придурка, которого я ловлю с начиненным «Дьюрексом» в кишках, я был бы уже богатым человеком. Никогда не видел, что происходит с человеком, когда внутри него разрывается презерватив, набитый наркотиком? В худшем кошмаре такое не приснится. А я наблюдал сто раз. На днях мы остановили парнишку с шестью закрутками героина в кишках. В служебной комнате два специалиста битый час прилежно заливали в глотку этого героя касторовое масло и ждали, когда оно выйдет из другого конца…

Проходящие мимо люди узнают Спайка, таращатся на него и показывают пальцами. Спайку вдруг становится неловко от этого внимания — словно он сознательно рисуется перед своим старым школьным приятелем. А таможенник наблюдает за ним с иронически вскинутыми бровями.