Я - меч, я - пламя! - Василий Кононюк

– Да.

– Молодец, слушай дальше. Убивать я тебя не собираюсь, мне расстрельная статья ни к чему, барыгу тоже живым оставлю, только отрежу все лишнее, чтобы дурные мысли ему в голову не лезли. Ну и лавэ мне надо, Ростик. Надоел мне наш город, злые вы, уеду я от вас. Поэтому ты мне сейчас расскажешь про барыгу все, что знаешь, как зовут, где работает, где живет, семья, когда кто домой приходит. И вот еще что. Я тут по твоим карманам порылась, так у тебя полные карманы лавэ. Откуда? – Ее глаза требовательно заглянули в его глаза. Пока Ростик мучительно думал, что бы наврать по поводу двух тысяч рублей, которые он получил от барыги за то, что ее мочканет, Оля, не дожидаясь ответа, продолжила: – Можешь не говорить, дураку понятно, барыга дал, чтоб ты меня к нему привел, видно, додушить меня захотелось сучонку, ничего, еще не вечер. Пой мне соловьем все, что про него знаешь, Ростик, только помни наш уговор. – Нож в ее руке недвусмысленно указал на объект, который ждали большие неприятности.

Внимательно выслушав рассказ, Ольга задала не меньше сотни дополнительных вопросов. Про соседей, есть ли возле подъезда лавки, кто на них сидит, куда выходят окна, имеется ли в доме черный ход, куда выходит, закрыт ли и на какие запоры, после чего удовлетворенно хмыкнула.

– Вот видишь, а ты боялся. Теперь последний вопрос. Какие у тебя в хате нычки, Ростик, и что там лежит?

– Нет у меня в хате ничего.

Оля молча зажала в кулак его член, так, чтобы виднелся лишь небольшой кусок головки, вторая рука с ножом угрожающе приблизилась.

– Стой, не надо! Возле моей кровати, под задней ножкой, возле плинтуса, две паркетины ножом отковырнуть можно, под ними нычка.

– Что в ней?

– Котлы и нож одного фраера, я его замесил недавно, и рыжья немного, со шмары в парке снял.

Не отпуская его члена, Оля задумчиво крутила нож между пальцами.

– Ладно, будем считать, что ты успел. Но наказать тебя надо. – Она отпустила член, схватила парня за волосы, ударила головой о стену и прижала острие ножа плоскостью к его глазу. – Какой глаз вынуть, левый или правый, говори быстро!

– Не надо! Не надо! Я правду сказал!

– Шучу я, Ростик. – Ольга отвела нож в сторону и посмотрела на него холодным, колючим взглядом. – Я ведь тебя люблю… – Она о чем-то ненадолго задумалась. – Ладно, время – деньги. Идем побалуемся, кто его знает, когда свидимся. Будет хоть что вспомнить. Встал и пошел вон туда, видишь пятачок ровный возле воды, от камней чистый, не помнишь его? Это я осенью его расчистила, когда вы втроем меня тут драли.

«Слетела с катушек, тварь, сейчас мне кранты настанут, живого не отпустит! – пронеслось в голове у Ростика. – Раньше за три года столько бы не сказала, сколько сегодня наплела… что же делать? Дать бы ей с разворота ногой и головой добавить, замесить бы ногами, но стерва далеко идет и за веревку держит, как бычка».

– Чего встал?

– Не могу идти, посмотри, что с ногой, наступить не могу.

– Хорошо, сейчас подойду. Повернись спиной и согни ногу в колене! – Положив вещи на землю, Оля подняла камень, взвесила в руке, не приближаясь, запустила его Ростику в затылок, затем подошла и воткнула нож под левую лопатку лежащего на земле парня. Предсмертная судорога свела мышцы. – Дурак ты, Ростик, слушался бы меня, покайфовал бы перед смертью. Вот так с тобой всегда, ни себе ни людям. – Оля помолчала, потом добавила: – Тебе уже хорошо, а у меня еще столько работы.

Она выдернула нож и начала с его помощью аккуратно сдирать кожу в тех местах, где были наколки. Затем отделила кисти рук. Левую вместе с кусками кожи выбросила в воду, а правую положила отдельно. Затем вспорола живот по линии ребер и разрезала диафрагму, отделяющую легкие от желудка. Найдя большой камень, несколько раз с силой опустила его, ломая лицевые кости. Обвязав камень веревкой, прикрепила к ногам и засунула в дырку на животе, чтобы не мешал сбрасывать тело. Подтянув труп к обрывистому берегу, столкнула его в воду. Убедившись, что труп нигде не зацепился и ушел на глубину, подобрала правую кисть, нашла выдолбленный в отвесном берегу спуск и малюсенькую площадку возле самой воды. Занимаясь на ней эквилибристикой, отмыла от крови кисть, нож, свои руки, ноги и туфли.

Вытерлась Ростиковыми трусами (все остальное нужно было в сухом виде), порезала их ножом на тряпки и засунула между камнями. Оделась, спрятала кисть в туфлю Ростика, смотала его вещи в узелок и направилась в сторону крутой тропинки, ведущей наверх. Не дойдя до тропинки нескольких шагов, остановилась. Ее начала бить крупная дрожь, слезы навернулись на глаза, девушка начала громко реветь, размазывая сопли по лицу ладонью свободной руки.

– Что, наревелась? – спросила Оля саму себя. Больше разговаривать было не с кем. – Тогда снимай курточку, платье – и вперед, умываться.

Раздевшись и умывшись, промокнула лицо тыльной стороной платья и подставила его жарким лучам солнца, успевшего за это время добраться до зенита. Достав из кармана курточки часы, оставшиеся ей вместе с ножом в память о Ростике, глянула на них и продолжила разговаривать с самой собой:

– Двенадцать десять, чуть больше полутора часов, должна успеть.

Взяв узелок, Оля вылезла из карьера и, бросив прощальный взгляд на темное зеркало озера, пошла к железной дороге через пустынную посадку. Выйдя из посадки с тыльной стороны хозмага, спрятала узелок в кустах и направилась в магазин, где купила хозяйственную сумку, молоток без ручки, набор английских булавок и гвоздодер. Ручку к молотку изобретательные советские граждане должны были сами вырезать из подходящего куска ветки. «Но и без ручки, – подумала Оля, – этой железякой можно сделать много полезного». Сложив узелок в сумку, Ольга бодро направилась по тропинке вдоль полотна обратно в город.

Идти нужно было от силы двадцать – тридцать минут быстрым шагом. Без десяти час Оля уже оказалась неподалеку от своего дома. Пройдя дворами, нырнула в черный ход Ростикового подъезда и на лестнице чуть не столкнулась с Наташкой, которой она уже пару раз цеплялась в волосы за то, что та лезла к Ростику. Испуганно вскрикнув, Наташка пулей полетела наверх и скрылась в своей квартире этажом выше. Открыв ключом Ростика входную дверь, глянула в пустой общий коридор и быстро прошла к двери в каморку, где Ростик жил с отцом и матерью. Один из его братьев сидел за грабеж, а второй переехал в Днепропетровск.

Ключ в замке каморки повернулся легко. Забрав все из тайника в хорошо знакомой ей комнате и закрыв за собой двери, Оля вышла через парадный ход и направилась к своему подъезду. В подъезде пошла к ведущей вниз деревянной лестнице и спустилась в кромешной тьме в подвал, разбитый на множество каморок. Поскольку карточки на основные продукты питания отменили лишь в начале этого года, никаких заготовок и ничего ценного в подвалах никто не держал, даже замки на каморки никто не ставил. Любую закрытую дверь тут же взламывали несознательные личности, с которыми никак не могло справиться Советское государство. Им было интересно, что же запрятали глупые граждане в таком легкодоступном месте.