Хаос времён года - Эль Косимано

– А может, таким ты мне нравишься больше, – шепчу я.

В том, как он вздрагивает, я замечаю проблеск чувства – того самого, от которого он пытался избавиться, в одиночку нагружая штангу все бо́льшим весом. Его темные волосы падают на глаза.

– Эй, – окликаю я, наклоняя голову так, чтобы поймать его взгляд. Я знаю, почему он столько часов проводит в тренажерном зале. И хотя, не стану отрицать, конечный результат потрясающий, мне больно осознавать, что является причиной такой одержимости. – Я люблю тебя, Джек. Тебя самого. – Я влюбилась в него не из-за его магии. И не разлюбила, когда он ее потерял. Наоборот, мое чувство к нему стало еще крепче от осознания, чего ему стоило от нее отказаться. – Я люблю тебя таким, какой ты есть.

Переплетя свои пальцы с его, я поднимаю наши руки над головой, приближая к нему лицо, точно так же, как тогда на берегу пруда, у тайного домика, в ту ночь, когда у нас случился первый поцелуй, для обоих ставший большим потрясением. Все началось как игра в снежки, два Времени года с хохотом затеяли возню в болотистой траве, и каждому хотелось выйти победителем. Не исключено, что в тот вечер Джек позволил мне взять над собой верх, но это не имело значения, правда же? Ведь в результате наши губы встретились.

– Ты из-за меня опоздаешь. – Джек касается кончика моего носа своим, легонько щекоча губами краешек губ. – Тебе, наверное, нужно подготовиться к занятию.

Его слова растворяются в тумане, который окутывает меня, когда он дотрагивается до моего уха. Его низкий и грубый от желания голос возбуждает во мне восхитительный трепет, и я задаюсь вопросом, осознает ли он, какой властью надо мной обладает. Он способен воспламенить кровь и заставить тело дрожать даже без зимней магии.

– Мы когда-нибудь поговорим о том, что случилось? – спрашиваю я.

Дыхание Джека замирает у моей шеи. Он отстраняется, всего на сантиметр, чтобы посмотреть мне в лицо. Одаривает чересчур бережным поцелуем и высвобождается из моих объятий, лишая ощущения своей теплой тяжести. Он протягивает руку, чтобы помочь мне подняться.

– У меня встреча с Лайоном, а потом я собираюсь на пробежку.

– Куда?

– В парк, – отвечает он, хватая полотенце.

Медленно разгладив руками помявшуюся блузку, я выдавливаю улыбку и большим пальцем указываю себе через плечо на беговую дорожку, которую подарила ему на Рождество. Он ни разу не включил ее с тех пор, как я достала ее из коробки. Стоящая у открытого окна, эта гладкая черная машина напоминает дремлющую кошку.

– Знаешь, от тебя не убудет, если хотя бы разок попробуешь.

– Мне приятнее бегать на улице в одиночку.

Джек заправляет выбившуюся прядь волос мне за ухо. Мы оба понимаем, зачем я совершила эту покупку. Он знает, что я ненавижу бегать и каждое утро отправляюсь с ним на пробежку в парк только потому, что боюсь отпускать его одного. Я беспокоюсь не о себе. Со времени мятежа правила нашего мира изменились. Львиная доля ограничений, которые раньше держали Времена года под контролем, была снята, предоставив нам больше свободы, чем когда-либо прежде. Хотя большинство Времен года благодарны за перемены, я не настолько глупа, чтобы поверить, что не осталось тех, кто по-прежнему верен Майклу и скучает по старым обычаям. Лайон уверяет, что поймал стольких, скольких смог найти, но для непоправимого требуется всего один, а лицо Джека слишком узнаваемо – с тем же успехом он мог бы быть парнем с плаката, призывающего к революции. И как бы мне ни было неприятно это признавать, он уязвим без своей магии. Хоть Даниэль Лайон и даровал Джеку бессмертие, входящее в состав полученного им пакета льгот за роли, которые мы сыграли в свержении Майкла, тот факт, что наши тела не стареют, не означает, что мы не можем быть ранены или убиты. Мы оба должны сохранять бдительность, если хотим пустить здесь корни. А бегать в одиночку в городском парке – как раз из разряда неразумных поступков.

– Почему ты не хочешь пользоваться тренажером? – спрашиваю я, прислоняясь бедром к беговой дорожке.

– Потому что… – Джек проводит рукой по слипшимся от пота волосам, падающим на глаза острыми прядями, и отходит от меня. – Он вызывает у меня клаустрофобию.

– Он же стоит перед окном!

– Мне нравится бегать на свежем воздухе. Это совершенно безопасно. Не хочу все время зависеть от электронных устройств.

Я постукиваю себя по уху, где обычно находится передатчик. Джек заставляет меня надевать его всякий раз, как я покидаю виллу.

– А ты случайно не кривишь душой?

Он качает головой, беззвучно усмехаясь и упирая руки в бока, неторопливо подходит ко мне и обнимает за талию.

– Это я твой куратор, а не наоборот.

Я отклоняюсь назад, приподнимая бровь.

– Да? Ну, в таком случае, может, и мне не требуется подстраховка.

Губы Джека преследуют мои и с улыбкой крадут еще один поцелуй.

– Очень жаль. Ты сделала свой выбор и застряла со мной.

Я обнимаю его за шею.

– Я никогда не пожалею об этом.

Тогда, истекая кровью у замерзшего озера, Джек был почти мертв, а мне предложили спасти одного человека, чтобы он стал моим куратором и защитником до конца моей бессмертной жизни. Смотреть, как он умирает, было невероятно мучительно, и я не собираюсь терять его снова.

– Пожалуйста, пользуйся беговой дорожкой, – настаиваю я, взъерошивая кончики его влажных волос. Потом приподнимаюсь на цыпочки, чтобы чмокнуть в щеку перед уходом. – Или дождись моего возвращения домой, и я составлю тебе компанию.

– Передатчик надеть не забудь! – кричит он мне вслед.

– У меня есть сотовый, – бросаю я через плечо.

– Флёр?

– Я знаю!

Мой голос разносится по веранде, когда я шагаю в нашу спальню. Я ненавижу это чертово устройство слежения, вероятно, по той же причине, по которой Джек ненавидит беговую дорожку – они слишком напоминают нам о жизни, которую мы хотим позабыть. Но, как постоянно твердит Джек, сигнал сотового трудно засечь с какой-либо степенью точности, кроме того, трубка занимает руки, которые должны оставаться свободными для борьбы. Вообще-то, он прав: передатчик – единственный надежный способ отследить меня, когда я нахожусь вне дома. Поэтому, раз это так много значит для Джека – а я ненавижу заставлять его волноваться, – я заправляю маячок за ухо, прежде чем надеть сандалии и собрать учебники для занятий. Закидывая рюкзак на плечо, замечаю во дворе какое-то движение.

Через окно, расположенное с противоположной стороны веранды, я вижу, как Джек берет свои кроссовки и выключает свет.

Джек

С кроссовками в руках я шагаю по длинному просторному коридору виллы с развешанными на стенах картинами Флёр, направляясь в свой кабинет. По дороге захожу на кухню и, найдя там оставленную для меня Флёр булочку с корицей, принимаюсь ее уплетать, а сойки поднимают пронзительный крик, ожидая крошек, которые она всегда рассыпает с балкона во время еды. Даже ветви джакаранды, кажется, тянутся к вилле, стремясь к Флёр и ее магии земли, как будто она их солнце.