Исчезновения - Эмили Бейн Мерфи

– Привет! – зовет миссис Клиффтон, делая к нам шаг. Она сменила траурное платье из черного крепа на костюм цвета сливы и шляпку в тон. Ее рыжие волосы собраны в аккуратный пучок. И она красивее, чем я помнила. Но, может, это просто из-за того, что сейчас она улыбается.

– Добро пожаловать! – говорит она. – Айла, видеть тебя здесь – все равно что вернуться назад во времени. Ты так похожа на Джульет во времена нашей юности.

– Спасибо, – говорю. Я благодарна ей за то, что она может произносить имя мамы и мы все еще способны говорить о ней. – Вы, должно быть, помните моего брата Майлза.

Майлз протягивает руку:

– Майлз Куинн, – повторяет он официально, когда миссис Клиффтон берет ее. Гель отца испарился, и чуб Майлза торчит как позабытый пучок травы.

– Добро пожаловать, Майлз. А это мой сын Уильям. Он возьмет ваши сумки, – говорит миссис Клиффтон.

– Уилл, – говорит парень, протягивая руку. На вид он примерно моего возраста. Темные волосы немножко длинноваты, и я не могу не заметить, что они прикрывают кончики его ушей. Его зубам немного тесновато во рту, а таких голубых глаз я не видела раньше ни у кого.

Он в своем роде красив, что-то среднее между неряшливым и эффектным.

– Итак, это Стерлинг? – быстро говорю, осматриваясь.

– Вообще-то, нет, – отвечает миссис Клиффтон. – До Стерлинга еще достаточно долго ехать, но это самая близкая к нам станция. – Она бросает взгляд на темнеющее небо. – Нам бы постараться обогнать дождь.

Уилл берет наши сумки у носильщика, а миссис Клиффтон ведет к «форду» с кузовом и деревянными бортами, такими гладкими, что они кажутся глазированными.

Майлз толкает меня.

– Просто чтобы ты знала, – шепчет он, – видно твое ухо.

Моя рука подлетает к кончику правого уха, но оно все еще спрятано под аккуратно уложенными волосами. По лицу Майлза расползается такая широкая улыбка, что видна маленькая щербинка между его двумя передними зубами.

– Финальное слово сейчас будет «невыносимый», – шиплю. Я игнорирую его движения бровями и забираюсь в машину.

Миссис Клиффтон открывает дверь водителя и садится за руль. Она заводит двигатель и выезжает на дорогу, склонившись вперед, ее пальцы в перчатках лежат на руле. Она особо не разговаривает, и, когда машина качается и дергается, ее губы сжимаются плотнее. Ей требуется лишь мгновение, чтобы включить дворники ветрового стекла, так как дождь начинает заливать его словно краска.

– Спасибо, что терпите меня, – говорит миссис Клиффтон, ее нога то нажимает на педаль, то отпускает ее. – Мы недавно лишились водителя и, кажется, изо всех сил пытаемся адаптироваться. – Она краснеет, будто понимает, как это должно звучать для нас. Вместо ответа я киваю.

– Мы все так надеемся, что война скоро кончится, – добавляет она.

«Это временно», – эхом звучит голос отца в моей голове.

Вес маминого кольца чувствуется на моей шее.

Машина Клиффтонов поднимает густые столбы пыли на дороге позади нас, и многие мили нам не попадаются ни водители, ни дома.

– По большей части у нас тут фермерский край, – объясняет миссис Клиффтон.

– Чем занимается мистер Клиффтон? – спрашиваю вежливо.

Мой вопрос вызывает мгновение колебания.

– Он ученый, – отвечает миссис Клиффтон. – Болел полиомиелитом в детстве, поэтому от него мало проку на ферме или на войне. – Она бросает взгляд на Уильяма. – Теперь он… ищет способы улучшить качество жизни. Посмотри вперед, дорогая, – это Стерлинг.

Я выглядываю из окна, когда мы заезжаем в город. Главная улица украшена американскими флагами. Здесь есть несколько магазинов, над всеми ними – навесы, на стекле окна маленького кафе что-то написано.

– Это магазин Фитца, – говорит Уилл, кивая на ржаво-красные кирпичи универмага.

Мы проезжаем мимо банка, магазина техники, шляпной, пекарни, пустой заправочной станции «Тексако», побитой и серой сквозь дождь. Городок похож на любой другой сонный фермерский поселок, но именно здесь выросла моя мама. Может, я все еще смогу найти здесь часть ее, как солнечный свет находит отпечаток руки на стекле.

– Наш дом чуть дальше, – говорит миссис Клиффтон, напевая себе под нос, и сворачивает на дорогу поуже. Дома и фермы разбросаны вдоль нее, как шарики, между полями и плотной стеной леса. Раскинувшееся над нами небо затянуто тяжелыми тучами. Миссис Клиффтон сворачивает с дороги, и Уилл выпрыгивает, чтобы открыть большие железные ворота. Когда он возвращается, его белая рубашка покрыта серыми пятнами дождя. Машина забирается по извилистой подъездной дорожке, и открывается вид на дом Клиффтонов.

Дом – нечто среднее между тесными и уютными уголками Склона и обширными особняками, посмотреть на которые отец однажды отвез нас на Род-Айленд. Сквозь пелену дождя в окнах первого этажа виден свет. Четыре трубы поднимаются из черепичной крыши, а комнаты находятся в отходящих от центральной части дома застекленных крыльях. Красные кирпичи светятся так, словно они теплые на ощупь. Внезапно я замечаю блеклое пятнышко на подоле своего платья и прикрываю его рукой.

– Простите, кажется, мы забыли зонтики, – говорит миссис Клиффтон, направляясь по круговой подъездной дороге к дому. – Придется пробежаться. Сначала идите вы втроем, а я – прямо за вами.

Уилл открывает дверь под раскат грома, и, хотя мы с Майлзом взбегаем по каменным ступенькам вслед за ним, платье промокает под дождем и прилипает к телу. Волосы, аккуратно уложенные Кэсс сегодня утром, теперь прилипли к щеке.

Уилл открывает тяжелую входную дверь в ярко-желтую прихожую, и я спешу внутрь. Дождевая вода стекает по моим ногам и разливается лужей по клетчатому мраморному полу. Люстра висит в двух этажах над нами, сияя словно солнце.

– Вау, – говорит Майлз, уставившись на высокий потолок.

Его ботинки скрипят по отполированному полу. По крайней мере, дождь скрыл пятно на платье.

Капельки дождя бисером покрывают лоб Уилла и стекают с его ресниц. Он протягивает руку, чтобы смахнуть их.

– Принесу полотенца, – говорит он, и к тому времени, как он возвращается с ними, миссис Клиффтон входит через парадную дверь.

Она вздрагивает, когда видит, что мы все еще стоим там, и тяжело опускает на пол наш багаж.

Я снова смотрю на лужу у своих ног и щурюсь.

Вой ветра стал пронзительнее. Дождь продолжает стучать в окна. Однако миссис Клиффтон и наши кожаные чемоданы идеально сухие.

***

Мы вытираемся и встречаемся с единственной оставшейся служанкой Клиффтонов, поваром и управляющей домом, живущей в нем, Женевьевой. Она высокая и худая как щепка, а ее волосы цвета дыма. Она предлагает крепкий, но неароматный чай. Он как угли опускается по горлу, согревая меня изнутри, когда мы идем за миссис Клиффтон осматривать дом. Я пытаюсь не сравнивать его со Склоном, но не могу не заметить, что все дверные ручки фигурные медные, в отличие от наших: круглых стеклянных. Здесь нет красивых часов дедушки, которые тикают и звенят всю ночь, не имеется и коллекции фигурок-лягушек с маленькими кусочками бумаги, засунутыми под них, чтобы они не съезжали с наклонных полок. Вместо них декоративные книги, узорчатые шторы и крошечные раскрашенные фарфоровые шкатулки, расставленные в идеально ровных витринах. В коридорах картины с изображением ваз и чаш, переполненных фруктами, а не морские карты отца или распечатанные наброски архипелагов. «По крайней мере, он увидит еще океан, когда уедет,» – думаю я. Некоторые предметы мебели выглядят так, словно ими никогда не пользовались. Но, когда мы заворачиваем за угол, миссис Клиффтон с воодушевлением показывает на деревянный стул.