Кровь и лед - Роберт Мазелло

— Не бойся. Мы будем вместе.

— Где вместе? О чем ты говоришь?

Мыслить ясно ей мешал неописуемый ужас.

Между тем Фарроу квохтал над ними, как наседка: удерживая цепь рукавицами, матрос бегал вокруг пленников кругами и обматывал колени, туловища, плечи… Наконец добрался до шей. В тех местах, где ледяной металл соприкасался с обнаженной кожей, он прилипал, как пластырь, причиняя жгучую боль. Хотя пленники не могли видеть друг друга, Синклер отчетливо слышал прерывистое дыхание Элеонор, ощущал нарастающую в ее душе панику.

— Синклер!.. — выдохнула она. — За что?!

Джонс и Джеффрис, уйдя с вахтенных постов, подволокли пленников, связанных между собой, как две поленницы для камина, к краю палубы с намерением перевалить через планшир. Синклер инстинктивно уперся сапогами в деревянный брус, но кто-то с силой пнул его по ногам, и он, потеряв опору, в мгновение ока оказался обращен лицом к бурлящей внизу воде. Странно, но в этот момент он даже обрадовался тому, что взгляд Элеонор направлен к небу и белому альбатросу, который, как лейтенант надеялся, все еще сидит на нок-рее.

— Может быть, надо произнести какие-то слова? — с легкой дрожью в голосе спросил доктор Ладлоу. — Есть во всем этом что-то… варварское.

— Я скажу слова! — рявкнул Бертон и, низко склонившись, с ненавистью заглянул Синклеру в лицо. — Да сохранит Господь ваши души!

Синклер почувствовал, как их обоих подхватили многочисленные руки и оторвали от палубы.

— А после отправит нечестивцев к чертям!

Кто-то захохотал, и уже в следующую секунду Синклер и взвизгнувшая от ужаса Элеонор полетели за борт. Падали они довольно долго — во всяком случае, дольше, чем ожидал Синклер, — прежде чем, проломив тонкую корку льда, не ушли под воду. Вопль девушки вмиг оборвался, наступила тишина, и под тяжестью цепи пленники, вращаясь по спирали, стали быстро погружаться в темную стылую воду. Синклер на несколько секунд затаил дыхание, однако вскоре, несмотря на то что смог бы не дышать под водой еще некоторое время, разом выпустил из легких весь воздух, отдавая себя в лапы смерти и того неведомого, что ожидало обоих на дне моря.

Но вот настиг нас шторм, он был

Властителен и зол,

Он ветры встречные крутил

И к югу нас повел.

Без мачты, под водою нос,

Как бы спасаясь от угроз

За ним спешащего врага,

Подпрыгивая вдруг,

Корабль летел, а гром гремел,

И плыли мы на юг.[1]

«Поэма о старом моряке»

Сэмюэль Тэйлор Кольридж, 1798

Наши дни

19 ноября, полдень

В дверь звонили, но хотя Майкл слышал звонок, подниматься с постели не хотелось; сон, который еще не до конца развеялся, был необыкновенно приятным. Они с Кристин ехали в джипе по горной дороге. В динамиках гремело радио, Кристин сидела, положив ноги на приборную доску и откинув назад голову, и смеялась. Ее белокурые волосы трепал ветер, врывавшийся в открытое окно.

В дверь снова позвонили, теперь целой серией коротких звонков. Кто бы там ни был, уходить он, видимо, не собирался.

Майкл оторвал голову от подушки — интересно, почему прямо возле его физиономии валяется пустая упаковка из-под чипсов? — и взглянул на светящиеся цифры электронных часов. 11.59. И тут же, как раз когда он начал протирать глаза, цифры сменились и показали полдень.

Трезвон не смолкал.

Майкл отбросил одеяло и спустил ноги на пол.

— Да слышу, слышу…

Он взял банный халат, висевший на ручке двери, и поплелся из спальни в гостиную. Сквозь полупрозрачное стекло входной двери виднелась размытая фигура — кто-то в парке с капюшоном на голове.

— Я тоже тебя вижу, Майкл. Открывай-ка поскорее — тут довольно холодно.

Это был Джо Гиллеспи, редактор журнала «Эко-Туризм», в котором они вместе работали.

Майкл щелкнул замком и отворил дверь. Ворвавшийся с улицы ветер обдал голые ноги холодными каплями дождя.

— В следующий раз напомни мне, чтобы я перешел работать в «Майами геральд», — съязвил Гиллеспи, топая ботинками.

Майкл подобрал с крыльца промокший номер «Такома ньюс трибьюн» и задумчиво посмотрел вдаль на затянутые туманной пеленой вершины Каскадных гор. Когда-то вид на них и заставил его купить этот дом, но сейчас горы лишь напоминали об ужасной трагедии. Он встряхнул газету и закрыл дверь.

Гиллеспи стоял на потертом коврике — его связала крючком Кристин, — который моментально стал мокрым от воды, каплями стекающей с парки. Редактор стянул капюшон, и жидкие остатки волос разметались на голове в разные стороны.

— Ты когда-нибудь к автоответчику подходишь? Или хотя бы электронную почту проверяешь?

— По возможности стараюсь этого избегать.

Гиллеспи раздосадованно вздохнул и окинул взором царящий в гостиной беспорядок.

— Не хочешь выкупить долю в «Пицце-Домино»? Вложение было бы как раз для тебя.

Майкл скользнул взглядом по двум коробкам из-под пиццы и нескольким пустым пивным бутылкам, валяющимся на кофейном столике и у камина.

— Одевайся, — сказал Гиллеспи. — Мы идем обедать.

Майкл, все еще полусонный, продолжал стоять с мокрой газетой в руке.

— Пошевеливайся! Плачу я.

— Дай мне пять минут, — ответил Майкл и, бросив Гиллеспи газету, поплелся одеваться.

— Бери все десять! — крикнул Гиллеспи ему вслед. — Прими душ и побрейся там заодно.

Майкл поймал редактора на слове. В ванной он включил электрообогреватель — в доме было вечно холодно из-за сквозняков, и хотя он не раз давал себе слово, что в один прекрасный день устроит капитальный ремонт и проложит теплоизоляцию, этот прекрасный день все никак не наступал, — и открыл кран. Через пару минут вода потеплеет. Висящий над раковиной шкафчик для медикаментов был нараспашку, обнажая полдюжины оранжевых флакончиков. Майкл взял с нижней полки один из них — выписанный врачом антидепрессант последнего поколения, — вытряхнул таблетку и запил зачерпнутой в ладонь уже теплеющей водой.

Захлопнув дверцы шкафчика и с ужасом предвкушая отталкивающее зрелище, он поглядел на себя в зеркало. Густые черные волосы всклокочены сильнее, чем когда-либо, веки вокруг помутневших глаз покраснели. Он не брился два дня и мог бы поклясться — неужели это правда? — что среди растительности на подбородке заметил несколько седеющих волосков, а ведь ему только-только исполнилось тридцать. Время, черт побери, неумолимо берет свое!.. Майкл вставил новую кассету в бритвенный станок и наспех поскреб по щетине.