Медведь-спасатель - Сергей Владимирович Семеркин

В магазин "Рыболов охотник" приходят те, кто любят рыбалку и охоту. Кто-то больше любит пострелять уточек, кто-то выбирает охоту тихую и не патроны прикупает, а блесны и катушки к спиннингам. К охоте по-разному можно относиться, но только если это не охота на людей.

"Банг, банг" – в магазине раздались выстрелы. Неизвестно доподлинно что видел перед собой стрелок, но он стрелял из карабина "Вепрь" – серьезного оружия, сработанного на базе пулемета! – не по мишеням… на линии огня находились живые люди. "Банг, банг". Троих скосили пули, сначала смерть принял охранник – пуля попала ему в голову, чуть позже убийца хладнокровно застрелили двух продавцов – свинцовый дождь срубил их под прилавок. У каждого из людей была своя жизнь, свои радости и печали, свои цели и мечты. Что-то получалось, а что-то нет, и вот пришёл душегуб и оборвал их жизни. Набрав патронов калибра 7.62 к своему карабину, стрелок вышел из магазина. И увидел свидетелей своего преступления… вопрос с ними решился быстро и окончательно… "Банг, банг". Прохожий, отец двоих сыновей схватился за шею, а потом был сражен выстрелом в грудь… алая кровь из ран окрасила серый асфальт и ещё долго будет молчаливо вопрошать: "За что?!" Школьница после окончания учебы в лицее шла к маме, с ней она только что созванивалась, её жизнь только начиналась – ей было 14 лет! – наткнулась на своём пути на убийцу и уже не отвернуть. "Банг, банг" – отличница взмахнула руками и упала на асфальт, а рядом упала ещё одна девушка, до её 17-летия оставалось всего две недели… она умерла не сразу, за её жизнь будут бороться в реанимации, но чуда не произойдет… шесть жертв, один убийца и ни одного ответа. "За что?!"

Неизвестно, сколько бы продолжался расстрел, если бы не Потапыч. Как только он услышал первый выстрел, он аккуратно и быстро освободился от детишек на пляже, и понесся к месту, откуда слышались хлопки – от скорости Михайло смазался в бурое пятно… Стрелок увидел медведя и криво ухмыльнулся, а вот стрелял он метко. "Банг, банг, банг" – один за другим свинцовые маслята ложились в бурое лукошко. Каждая пуля чуть замедляла медведя, но ни одна не смогла остановить… Он подмял под собой стрелка и лег на него, больше он никого не убьёт.

– Ад, ад! – скрежетал зубами убийца.

– Ещё нет, – это были последние слова, сказанные Потапычем, из его пасти потекла алая кровь, глаза помутились. Как ни вырывался стрелок, он не смог выбраться из-под туши Потапыча, но он и не задохнулся под весом мёртвого медведя – в этом весь Потапыч, он спасал, но никому не выносил смертного приговора.

Штрих третий, огненный

На побережье никого и никогда так не хоронили, как Потапыча. Прощание с ним примерило всех: старых и молодых, радикалов и консерваторов, кошатников и собачников, веганов и мясоедов, партийных и людей, далеких от древнейшей из забав. Больше никого так не провожали в последний путь, как простого бурого медведя. Это были действительно всенародные похороны. Деревянный ящик несли двенадцать человек, их сменяли, а сзади шла толпа – по главной улице во всю её ширину, от начала и до конца, а людей всё прибывало и прибывало, в бытность СССР первомайские демонстрации столько не собирали. Ни глава государства, ни рок-звезда, ни самый популярный актер театра и кино (если бы они были родом отсюда, умерли и у нас их вдруг решили похоронить, а не в Кремлевской стене или на Ваганьковском кладбище) не вызвали бы столько искренних слёз и добрых слов, пролитых и сказанных на поминках. Когда гроб с телом медведя закапывали на опушке леса, пронзительно играл трубач. И люди плакали. И каждый кинул горсть земли и очень быстро над могилой вырос высокий курган…

Несколько позже на спасательной станции утирал слёзы только Васёк, ну ему простительно, он же ещё не разменял тридцатник и не изведал, кто такая тёща. Остальные водку пили молча и сырость не разводили. Речи не толкали, только Иван сказал что-то длиннее слова «Помянем»:

– Потапыч был настоящий мужик, надёжный, как спасательный круг, и безотказный, как автомат Калашникова. Спасал и на воде и на суше… мёд любил… – Савельев посмотрел на открытую трёхлитровую банку меда, к которой слетались осы.

– Мёд я люблю!

Немая сцена достойная «Ревизора».

– Потапыч! – протянуло трио мужиков.

Урчание было им ответом, медведь поглощал мёд, осы отдыхали.

Мужики охренели, конечно, как могут охренеть только мужики, у которых умер и вдруг объявился живым и невредимым их друг. Но быстро сориентировались и тосты за упокой переросли в тосты за здравие. А Михалыч задымил все окрестности особенно ядрёным Беломором. О том, каким образом Потапыч жив, а не мёртв, деликатно не спрашивали. Он же волшебный медведь спасатель, и не нужно проверять им принцип сохранения энергии и второе начало термодинамики. Но Анатолий – он бы не был Анатолием, если бы этого не сделал – всё же поинтересовался:

– Потапыч, а у тебя седины не прибавилось?

– Неа, – облизываясь, ответил феникс в меду, – мужики, вы же знаете, что я не совсем обычный медведь, думаете, меня из обычного карабина вот так просто завалить можно?

– Это понятно… а почему ты сразу не ожил?

Медведь почесал за ухом.

– Ура! – вдруг заорал Васёк от переизбытка чувств.

– Спасибо, Вова, а ты мне можешь поставить песню про плющевого мишутку, который шел по лесу и шишки собирал? – в глазах Потапыча загорелся какой-то огонёк, который, пожалуй, только Михалыч смог правильно идентифицировать. Но он был под Кандагаром, а остальные там не были…

– Да не вопрос, щас скачаю… – Васёк ненадолго уткнулся в смартфон и скоро из динамиков раздался голос Летова:

Плюшевый мишутка

Шёл по лесу, шишки собирал

Сразу терял всё, что находил

Превращался в дулю

Чтобы кто-то там… вспомнил

Чтобы кто-то там… глянул

Чтобы кто-то там понял

Плюшевый мишутка

Шёл войною прямо на Берлин

На этом месте в глазах медведя огонёк разгорелся особенно сильно. А Михалыч лишь выпустил особенно сизый дым и пронзил его кольцами. Ну, чем, мать её еди, не Олимпиада?

А поутру они проснулись. Больше всего помятым выглядел Васёк (если бы молодость знала, когда надо остановиться), Михалыч выглядел несколько суровее, чем обычно, и сразу пошёл купаться. Иван потерял обычную весёлость, но не присутствие духа и выпускал этот дух в наветренную сторону пляжа, а сам смотрел на зарю. И ещё он икал, пил минеральную воду,