Дом с вишневыми ставнями - Ульяна Сергеева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Этот кружевной воротничок будет моим символом надежды во время похорон. Это будет мой спасательный круг, рука друга, если я начну тонуть в потоке моих слез или воспоминаний», – решила Берта и, поблагодарив продавщицу, направилась в платье к церкви, где уже толпились люди и большими корзинами вносили цветы.
Глава 6.
Остроконечный шпиль на церковной колокольне пронзил апрельское лазурное небо, и облака сбежали от него, предпочтя поиграть в салки в солнечных переливах высоко над землей.
Берта остановилась, не решаясь войти в церковь, тихую обитель, где новорожденных крестят в медной купальне и где затем однажды провожают в неизведанный путь.
Берта не могла назвать себя глубоко верующей. Она редко бывала на мессах, не ходила на исповедь, не молилась дома. Но она чувствовала, что где-то в ее сердце жил свет, и в сложные периоды жизни он пробивался наружу, как робкие бутоны подснежников в конце зимы, и помогал ей.
В детстве родители часто ссорились, и Берта мысленно умоляла, чтобы это прекратилось. Со временем они развелись, и Берта не знала, считать ли это ответом на ее мольбы – ведь ей всего лишь хотелось, чтобы они лучше ладили.
Но сейчас, стоя в черном, как ночь, платье, перед церковью, где ждала ее любимая бабушка, Берта вздохнула и произнесла совершенно искренне: «Господи, пожалуйста, прими мою бабушку Луизу к себе. Прошу тебя, Господи! Аминь.»
Идти стало легче, и Берта проскользнула в приоткрытую высокую дубовую дверь. Церковь освещал приглушенный свет, горели свечи, витал аромат цветов и ладана. Ровными рядами, словно на параде, выстроились скамейки. Все они были заполнены людьми.
Вдалеке Берта увидела свою маму Эленор и нескольких дальних родственников. Все они были одеты так элегантно, насколько позволяет скорбь. Берта сделала маме знак рукой, и они встретились у большой колонны.
– Здравствуй, милая, мне так жаль, – протянула к ней руки мама.
Они обнялись, и Берта удивленно произнесла:
– Сколько же здесь людей, мама.
– Да, дорогая, бабушка была таким добрым и светлым человеком. Здесь и родственники, и соседи, и друзья. Многие, как и ты, приехали из других стран проститься с ней. Кстати, возможно, этот комплимент неуместен, но тебе очень идет это платье, – мама старалась быть ласковой.
Эленор в любом возрасте и при любых обстоятельствах
умела выглядеть хорошо. После развода она больше времени уделяла себе и сейчас была утонченно красива: широкие черные брюки, женственный пиджак, классические лодочки на шпильке. Волосы аккуратно уложены на косой пробор – такие же светлые, как у Берты. Изящная оправа очков отвлекала внимание от ее проницательных серых глаз.
– Спасибо тебе, мама, – поблагодарила Берта. – Ты прекрасна, как всегда. Прощание скоро начнется?
– Да, Берта, мы пойдем одними из первых, среди родственников, – уточнила мама.
Скоро начали происходить события, которые Берта почти полностью пропустила – отчасти от того, что ее взгляд был прикован к скромному деревянному гробу с открытой крышкой. Когда началось прощание, ноги у Берты стали словно ватные, и она с трудом подошла к бабушке. Подойдя ближе, она вдруг отчетливо поняла, что это уже не бабушка. Было очень странно смотреть на любимого человека и понимать, что он не дышит. Не говорит. Не смеется. Не живет.
По щекам Берты потекли ручейки слез. Она наклонилась к бабушке и поцеловала ее. Волосы у фрау Луизы были
уложены, а на ней оказалось то любимое Бертой длинное бирюзовое платье. Она по-прежнему была красива, но теперь была похожа на большую тряпичную куклу. Берта вздрогнула от этой мысли и почувствовала, что бабушка уже где-то далеко-далеко. Фрау Луиза верила в Бога, и Берта всей душой надеялась, что бабушка теперь рядом с ним.
Бабушка Луиза мирно лежала в своей последней, такой неуютной постели, и ее лицо озаряла светлая улыбка. «Даже сейчас она единственная среди нас, кто так искренне улыбается», – вдруг осенило Берту. И поняла, что бабушке сейчас должно быть радостно и хорошо.
Она бросила взгляд на корзины с цветами – ими были заполнены все соседние столы. «Я принесу тебе чуть позже наших альпийских цветов, бабушка», – горячо пообещала Берта и села в уголок на скамью.
Глава 7.
На кладбище Берте было не по себе, и она затерялась среди скорбящих родственников. После того как на месте вырытой ямы появился аккуратный холмик с деревянным крестом, девушка захотела остаться со своей скорбью наедине. Она предпочитала неслышный диалог со своими чувствами и мыслями громким рассказам о жизни и добром нраве фрау Луизы.
Природа, несмотря на то что сегодня состоялось такое угнетающее и печальное событие, пела оду зарождавшейся весне. Берта шла к знакомым улочкам Миттенвальда через залитый медовым солнцем зеленый луг. Первые цветы уже показались из прохладной земли и нерешительно поглядывали по сторонам. Ветер слегка раскачивал их, как нежные колокольчики, и они тихо шептались между собой.
Берта вышла на дорогу. Тяжелая сумка уже порядком вытянула правое плечо, и усталость накрывала ее, как теплое пуховое одеяло. «А куда же я иду? – очнулась от своих дум Берта, – нужно проверить, есть ли места в гостинице». Но ноги сами вели ее туда, куда больше всего тянулось ее сердце – к коричному домику с вишневыми ставнями. Берта подошла к нему и остановилась.
Дом был по-прежнему ухожен и густо выкрашен, у входа лежал чистый половичок, а в саду и на лестнице у порога распускались персиковые крокусы и веселые, солнечные нарциссы.
Но дом был одинок, как покинутое дитя. Никто не раздернул занавески сегодня утром, и дом, казалось, спал, преданно ожидая свою хозяйку. «Она больше не придет», – осторожно прошептала ему Берта и только сейчас действительно осознала это. Не в силах сдерживать больше слезы и отчаяние, Берта присела на свою сумку у ажурной ограды дома и горько заплакала.
Сколько прошло времени, она не знала, но когда она немного успокоилась и рыдания утихли, она потерла и без того красные глаза и увидела перед собой женщину. Та смотрела на нее с тихим, как сон ребенка, состраданием, и ждала, когда же девушка будет готова поговорить.
– Мы знакомы с вами? – спросила Берта. Звук ее собственного голоса показался ей чужим и далеким.
– Ты, наверное, не помнишь меня. Меня зовут фрау
Матильда, мы с твоей бабушкой много лет были дружны, – мягко ответила ей женщина.
Берта внимательно посмотрела на нее, изучая вьющиеся короткие темные волосы, взбитые, как свежие сливки, и перехваченные простым белым платком. На темное платье повязан серый передник в мелкую розочку – видимо, фрау Матильда тоже шла с похорон, но уже успела забежать домой и приготовить своему мужу чашку кофе с вафлями. Фрау Матильда была полной, простодушной, доброй, с такой обезоруживающей улыбкой, и Берте стало так неловко, что она не помнит ее, хотя…
В ее памяти, как со дна тихой реки, всплыло милое детское воспоминание: вот она, Берта, в легком апельсиновом платьишке, идет собирать ягоды; в руке у нее плетеная корзинка, в которой составлены пустые звенящие стеклянные банки. Слева и справа от нее идут две смеющиеся радостные молодые женщины в пестрых длинных юбках и белых блузах. Все трое размахивают корзинками и перешагивают через ручейки дождевой воды, что паутинкой опоясывают весь лес. А еще они пели песню… И Берта вполголоса стала напевать мелодию.