Имитатор. Книга третья. Оправдание невиновных - Олег Рой

Нет, он, в общем, не возражал, если баба работает. Он же не какой-нибудь там мракобес или радикальный исламист. Пусть трудится. В смысле, не только по дому хлопочет, но и еще где-то. Например, в бухгалтерии. Или в пекарне — самое для них разлюбезное дело.

В каком-то старом фильме одна такая довыслуживалась до большого начальника: брови строгие, глаза пронзительные, словно и не женщина, а генерал прямо. Даже дома командовала. Ясно, что никакого мужика у нее не было. Хоть и красивая была, но кому ж такое счастье понравится, когда на тебя собственная баба рявкает. К концу фильма появился, правда, один смельчак. Она было и этим попыталась покомандовать, а он как рявкнет в ответ: «Все буду решать сам. На том простом основании, что я мужчина». Ну и притихла командирша-то!

Потому что ласку-то они любят, но одной лаской не обойдешься. Это уж от природы — или, может, от Бога, если он есть, заведено, что главный в доме — мужчина. Потому и мечутся глупые бабы, что вбили им в головы какую-то самостоятельность. Но против природы-то не попрешь: мечутся, пока настоящую силу не почувствуют. Это те, кому повезло. Ну а прочие так и мечутся всю жизнь, лезут, карьеру делают, фирмами командуют. Смотришь на нее — миллионы заработала, вся упакована во все самое модное и дорогое, сумочка как автомобиль стоит, пальцы бриллиантами унизаны. А в глазах-то — тоска.

Ясно, что поначалу-то даже те, кому настоящего мужика встретить повезло, упираются, норов показывать пытаются, равноправие, вишь, у них. С молоденькими, конечно, проще, эти к природе ближе, эти быстро вспоминают, как все должно быть. Вот эту, в милицейском пиджачке, небось, подольше пришлось бы обламывать. Но, в сущности, разницы-то никакой. Все они, силу почуяв, на колени бухаются и руки лизать готовы. Потому что поняли, кто хозяин.

Сколько раз он уже в этом убеждался. Всего-то и надо — твердую руку иметь. Щенков не зря же в устроенную на полу лужу носом тычут, не зря же при попытке вольничать поводком охаживают. Если не воспитывать, лучше собаку сразу пристрелить, иначе вырастет не собака, а полное безобразие. Таких сейчас много развелось. Потому что хозяева боятся силу применить или даже вовсе у них силы-то нету. А уж бабу себе воспитать, чтоб место свое знала — и вовсе почти никто не умеет.

Ему ж, если честно, от процесса «воспитания» никакого удовольствия. Но что делать? Картошку ж не едят сырьем, да в земле — чистят, режут, варят, жарят. Вот и с бабами то же самое.

* * *

— А почему ты его спросила про… ну первая ли жена? Ты думаешь, он Синяя Борода? — глаза начальницы канцелярии горели так, словно ей демонстрировали хитро закрученный детектив, и она вот-вот разгадает, кто там главный злодей.

— Да ну тебя! — Арина усмехнулась. Ева в своем репертуаре. Как будто не в следственном комитете работает, как будто по работе мало «сюжетов» — все-то ей страсти-мордасти и смертельные ужасы подавай.

— А как там вообще — на телевидении? — Ева подвинула чашку, сыпанула на блюдце горсть печенья и умильно заглянула Арине в глаза.

— Жарко, — вздохнула та. — И скучно до зевоты. Честно говоря, я вполне могла бы без этой съемки обойтись.

— Ну, Вершина, или ты не понимаешь? Позвонили, попросили… — Ева возвела глаза к потолку, подчеркивая, что звонили «сверху».

— Мы-то тут при чем?

— Ой, я тебя умоляю! — завканцелярией всплеснула руками. — Подследственность-то наша была. ППШ, конечно, душка и начальник лучше всех, но лишний плюс в карму заработать никогда не откажется. Да чего ты-то куксишься?

ППШ называли за глаза Павла Шайдаровича Пахомова — отчасти за инициалы, но больше за характер.

— А если бы меня про дело спросили? — почти прорычала Арина. — Я ж по нему не работала. Кстати, Ева свет батьковна, а что за следователь его вел? Что за Скачко? У нас такого вроде нет же? Ну… на моей памяти.

— А! — Ева выразительно махнула ладошкой. — Был один такой. Вот уж точно — Скачко. Прискакал — молодой да борзый, на дипломе еще печати не просохли — и, года не прошло, ускакал в адвокатуру. Не понравилось ему на следствии. Тут же работать надо, а не языком трепать.

Завканцелярией всегда находилась по «правильную» сторону гипотетических судебных баррикад и была твердо убеждена, что деятельность адвокатов состоит из болтовни, слегка разбавленной поисками нечестных судей, которых любой адвокат, разумеется, спит и видит как подкупить в пользу своего клиента. Арина, чье общение с адвокатами было более обширным, понимала, что те бывают разные. Как, кстати, и следователи. Но с Евой не спорила.

Та, однако, не унималась:

— Слуш, Вершина, а почему там жена-то чисто свидетельницей проходила? Почему не соучастницей?

Арина пожала плечами:

— Ну не вдвоем же они этого пацана несчастного убивали. Да и без умысла, судя по всему. Нечаянный удар, ну и… Зря что ли программа называлась «Несчастный случай», хоть и с вопросительным знаком в конце. И чего ты от меня-то хочешь? Фигурантов я в студии впервые удостоилась лицезреть, делом не занималась, оно ж больше трех лет как закрыто, злодей сидит, а жена, Соня эта… ей и так досталось.

— Ой, да, да, точно! — Ева завздыхала, закивала головой. — Мне ее, когда я смотрела, прям жалко даже стало. Этот муж, хоть и не выгнал ее, но, по-моему, так запугал, что уж лучше бы выгнал. Он ее бьет, наверное… — задумчиво протянула завканцелярией.

— Может, и бьет, — согласилась Арина. — А может, и так… словами тоже можно ниже плинтуса опустить. Женщина действительно запугана донельзя. Как она на съемку-то согласилась, удивительно. Разве что он сам и приказал.

— Нет, ну все-таки, — не унималась Ева, — почему ты спросила про первый брак и про других баб? Думаешь, эта Соня единственная, кто согласился за этого типа замуж?

— Да нет, — усмехнулась Арина, — вряд ли единственная. Он же, в сущности, вполне приличный жених. Не алкоголик, работящий и вообще положительный. Холодный, правда, как ботинок из крокодиловой кожи. Но это для главы семьи вещь вполне обыкновенная. Спросила, потому что надо было что-то говорить, когда мне микрофон сунули. У меня какой-то другой вопрос в голове вертелся, сейчас уже не помню какой. А про предыдущих его женщин действительно интересно показалось. Потому что он вдвое Сони своей старше. И весь такой, ну ты же видела, благодетель. А это не с потолка падает. Вот мне и подумалось…

— Что он сперва на кошках тренировался?

— На кошках не на кошках, но вполне мог и раньше в благодетеля играть. Чего проще: пригреть девчонку вокзальную, которая еще не совсем опустилась, но лиха уже хлебнула. Помоложе, посимпатичнее. По крайней мере поначалу такая точно будет на цыпочках ходить и в рот заглядывать.

— А потом… бах, и на огороде закопал!

Арине стало смешно:

— Да ну тебя! Не выдумывай. Никого он на огороде не закапывает. Все проще. Отогреется такая девочка, глядишь, собственным голосом разговаривать начнет. Ему оно надо? Пошла прочь, другую найдет. А другая, может, родить не в состоянии. Тоже прочь пошла. Да ладно, это все предположения чистые. Соседей, по-моему, там недостаточно отработали. Но, с другой стороны, а смысл? Даже если у этого, прости господи, Кащеева до Софьи еще полдюжины таких девочек перебывало — если совершеннолетние, ненаказуемо. Но вряд ли совсем мелких подбирал, он, мне кажется, не по малолеткам.