Брусиловский прорыв - Максим Оськин

Как и всегда, русские сразу же откликнулись на просьбы союзника: 7 февраля немцы начали наступление на Верден, а уже 5 марта русские предприняли наступление на озере Нарочь. Так что совершенно справедливо тенденцию русской зависимости от англо-французов отметили и враги в лице ген. Э. фон Фалькенгайна: «Не было никакого сомнения, что атаки со стороны русских были предприняты только под давлением их западных союзников и для их поддержки. Никакой ответственный начальник, не находящийся под внешним принуждением, не мог бы столь малоценные войска вести против столь прочно оборудованных позиций, какими располагали немцы. Если бы даже были достигнуты первоначальные успехи, их нельзя было использовать при состоянии дорог в это время года…» Можно добавить к этому, что «ответственные начальники» в лице генералов А. Н. Куропаткина и А. Е. Эверта как раз очень охотно поддержали вынужденное под давлением союзников решение Ставки о производстве Нарочской наступательной операции.

В течение десяти дней, 10–15 марта, русские армии Северного и Западного фронтов безуспешно пытались штурмовать германские позиции. Неподготовленная к наступлению местность, фактическое отсутствие артиллерийской поддержки, вообще недостаток времени для организации удара привели к тому, что операция захлебнулась в крови. Русские потеряли до девяноста тысяч человек, в том числе двадцать тысяч – убитыми. 10-я германская армия потеряла в девять раз меньше.

Итого, потери армий Западного фронта составили до девяноста тысяч человек; армий Северного фронта – около шестидесяти тысяч. Эти сто пятьдесят тысяч убитых и раненых – жертва русских для облегчения положения своих союзников под Верденом, в 1915 году не пошевеливших и пальцем в наиболее тяжелые для русских войск летние месяцы Великого отступления. Действительно, немцы приостановили свой натиск на Верден на целых две недели, что позволило французам перегруппировать свои силы, а также подтянуть резервы и технику. А. А. Керсновский отметил: «Двести тысяч русских офицеров и солдат окровавленными лоскутьями повисли на германской проволоке, но сберегли кровь тысячам французов. К апрелю 1916 года за Верден легло в полтора раза больше русских, чем французов»[2].

О. Р. Айрапетов справедливо отмечает, что стремление идти навстречу союзникам в стратегических вопросах с каждым разом все более и более превращало Восточный фронт во второстепенный: «Нарочское наступление – результат ошибочного завышения приоритета союзнического долга, неправильного выбора направления главного удара, сделанного под давлением Франции и Великобритании, технической неподготовленности к операции такого масштаба. Ответственность за это можно равномерно распределить на императора, Начальника Штаба его Ставки и Военного министра. Кроме того, эта операция показала несостоятельность в новых условиях весьма распространенной в русской армии теории превосходства духа над техникой»[3]. Отсутствие самостоятельной стратегии – это всегда «избыточная» и напрасная кровь десятков, если не сотен, тысяч солдат и офицеров.

Неудача мартовского наступления на озере Нарочь, выявившая массу недостатков в подготовке войск и боевой технике, тяжело повлияла на сознание солдат и офицеров, лишний раз давая доказательства того, сколь трудно бороться с немцами. Борьба с могучим противником – только для сильных духом, привыкших умирать, но не покоряться неизбежности. Единственным действенным выходом из создавшейся ситуации объективной невозможности осуществить прорыв неприятельского укрепленного фронта и затем развить успех на десятки и сотни километров в глубину, мог стать перенос главного удара на Восточном фронте в кампании 1916 года против австрийцев. По качеству своей боевой подготовки, силе духа солдат и офицеров, вооружению русские неизменно превосходили австрийскую сторону. И, главное, ни русские военачальники, ни русские солдаты не боялись австрийцев вообще: психология также оказывалась на стороне русских.

Поэтому еще в конце 1915 года, приступая к первоначальному этапу наметок оперативно-стратегического планирования на кампанию 1916 года, Начальник Штаба Верховного Главнокомандующего ген. М. В. Алексеев намеревался сосредоточить главную русскую группировку южнее Полесья, на Юго-Западном фронте против австрийцев. Развить успех были призваны громадные конные массы. Однако под давлением союзников русское политическое руководство было вынуждено перенести главный удар севернее Полесья, в полосу обороны германских армий. Не сумев отстоять собственной точки зрения и, главное, независимого военного планирования, русская сторона была обречена на добычу малых успехов большой кровью, подобно англо-французам. И если учесть, что русские армии в техническом отношении в большой степени уступали противнику, то эта кровь должна была бы быть еще большей.

1915 год, второй год войны, стал самым тяжелым для Российской империи, взвалившей на себя непосильную ношу участия в Мировой бойне. В ходе тяжелого Великого отступления русских армий противнику была отдана вся русская Польша, часть Литвы, часть Западной Белоруссии и Западной Украины; сдана обратно большая часть завоеванной в 1914 году Галиции. Была потеряна масса боевой техники: русские армии к началу 1916 года имели на своем вооружении меньше артиллерии и пулеметов, чем в июле 1914 года. Так, к началу войны в русской армии числилось 5588 3-дм легких полевых орудий и 4157 пулеметов. К началу 1916 года эти цифры составляли соответственно 4300 3-дм легких полевых орудий и 4100 пулеметов системы Максима. Правда, надо сказать, что в войсках числилось еще и две сотни пулеметов системы Кольта. Также на вооружении было и некоторое количество неучтенных трофейных австрийских пулеметов[4]. Из приведенных цифр видно, сколь велики были потери русской армии в технике за полтора года войны: так как за первые полтора года войны войска получили 6136 пулеметов (в том числе 1057 из-за границы) и 1703 полевых 3-дм орудия.

Главной потерей первых полутора лет войны, конечно, была кровь сыновей Российской империи. Потери в живой силе превзошли все предвоенные расчеты и ожидания. Никто не мог предположить, что человеческие потери будут так велики и что две пятых этих потерь будут составлять пленные. С начала войны по 1 ноября 1915 года русскими армиями было потеряно 4 360 000 чел., в том числе 1 740 000 пленными. Из этих потерь 2 386 000 (54 %) было потеряно в ходе Великого отступления с 1 мая по 1 ноября 1915 года[5].

Проблемой стало то обстоятельство, что за данный период времени русская Действующая армия утратила весь свой кадр, в том числе и в офицерском составе. В 1915 году погибли последние кадры, что еще оставались в войсках к началу кампании. 1 423 000 чел. состава кадровой армии, бывшей до войны, растаяли еще до начала Великого отступления, в операциях 1914 года и зимней кампании в лесах Восточной Пруссии и на горных склонах Карпат. Теперь же, в ходе кампании 1915 года, страна потеряла почти весь обученный запас, вообще бывший в стране до войны. В строю оставались единицы тех, кто проходил военную службу до войны: Действующая армия к началу 1916 года приняла характер милиционной армии.