Босс моего мужа - Наталья Ручей

– В последние годы мать стала сентиментальной.

Киваю.

Примерно лет семь. Потому что все годы, что я ее знаю, ее подарки были тщательно упакованы, и даже обертка несла смысловое значение. Как эта желтая лента.

Когда Макс дергает за ленту, мне хочется попросить его, чтобы он прекратил. Чтобы оставил как есть, чтобы то, что внутри, так и осталось в коробке…

Но я не решаюсь.

Он действительно рад, и потом, это подарок от матери.

Но когда он достает содержимое, меня охватывает озноб. Или все дело в распахнутых окнах? Не знаю, не могу сказать точно.

– Хм… – Он достает наручные мужские часы, красивые, естественно дорогие, смотрит на те, что у него на запястье, и тут же меняет. – Ей будет приятно.

У нас годовщина, но подарок для него, персонально.

И лучше бы так…

Потому что потом он достает и второй подарок – уже для меня.

Крутит его на свету и произносит оценивающе:

– Очень дорогая работа, хорошие камни.

Боясь моргнуть, я смотрю на большие песочные часы. В них так быстро падают вниз маленькие песчинки… слишком быстро… и если перевернуть, ничего не изменится, они вновь начнут падать…

Перевернув часы, Макс ставит их на стол между нами.

И тем самым как будто запускает отсчет.

Заметив открытую бутылку, муж обновляет вино в моем бокале и наливает себе. Подходит к окну и так же, как и я до его прихода, рассматривает город в распахнутых окнах.

Мы одни, на столе все еще горят свечи, вроде бы подходящий момент, чтобы заново озвучить свое предложение. Но теперь мой порыв кажется наивным, смешным. Я действительно думала, что дата и один день могут что-нибудь изменить?

Но я все-таки подталкиваю себя попробовать, подхожу к Максу, провожу ладонью по его напряженной спине – массаж не помешает. Можно начать с него, а потом…

Он оглядывается, перехватывает мою ладонь, подносит к губам. Привычный жест – для него, для меня. Как и то, что он просто подтягивает меня к своему боку, и мы вместе смотрим на танцующий в ночных огнях город.

– Почему ты не сказал, что работаешь на Тимура?

– Какое это имеет значение? – Я не вижу, но чувствую, как он пожимает плечом. – У него были хорошие условия, у меня опыт.

– Просто… я не думала, что вы общаетесь.

– Никак не привыкнешь, – заметив, что я смотрю на него, он тоже поворачивает голову и тепло улыбается. – У нас слишком узкий круг, чтобы мы не пересекались. Никто не будет терять связи из-за маленького недоразумения многолетней давности.

Может быть, я действительно единственная, кто входит в эту касту «никто», потому что для меня те события многое изменили. Слишком многое, чтобы равнодушно встретить отголосок из прошлого.

– Ты уверен, что Тимур это тоже считает маленьким недоразумением?

– Я уверен, что он вообще об этом не думает. Его всегда интересовали только деньги и бизнес.

Пожалуй, это действительно так. Скорее всего, я просто накручиваю себя – слишком много всего в один день: слова свекрови, надежда, которая подталкивала меня действовать, неловкий момент в кабинете, дымчатый взгляд, который мне всегда было трудно выдерживать.

И все-таки…

– Не забивай себе голову пустяками. – Склонившись, муж целует меня в макушку. – Иди отдыхать. Я ненадолго загляну в мастерскую.

– Опять до утра?

– Постараюсь вернуться пораньше, – усмехается он. – Просто хочу подобрать цвета.

Я скольжу взглядом по праздничному столу и чувствую, как вновь просыпается волнение. Наверное, я просто ищу предлог задержаться, хотя мысленно Макс уже далеко. А потом замечаю букет и торопливо бросаю:

– Поставлю в воду цветы.

Он кивает.

А когда я возвращаюсь с вазой, его уже нет.

Закрываю окна, убираю все со стола, последними гашу ненужные свечи и иду в нашу комнату.

Сняв платье, не понимаю, почему долго смотрю на него, как будто пытаюсь вспомнить что-то важное, а потом просто отбрасываю его на спинку кресла. Макс прав: это действительно всего лишь пустяк, то, о чем я думаю, – точно пустяк.

Прошло столько лет…

Обернувшись, выхватываю свое отражение в зеркале, а потом приближаюсь к нему, стараюсь взглянуть на себя отстраненно. Когда-то давно я думала, что двадцать семь – это довольно солидный возраст. Но теперь, когда сама пересекаю этот рубеж, не замечаю особых перемен.

Наоборот, мне кажется, я выгляжу лучше, чем раньше. Благодаря тренировкам с личным тренером и массажам тело подтянуто, грудь стала пышнее, но не обвисла. Вместо впалого живота продольные линии пресса, как на картинках, которые когда-то рассматривала. Длинные волосы не потускнели, ранней седины, как у отца, тоже нет – повезло. Наоборот, дорогие маски и шампунь, которые подобрали специально для меня, сделали цвет насыщенным и многогранным. Пряди уже не просто коричневые, а стали цвета каштанов, какими их видел Макс изначально.

Морщины тоже пока не прикоснулись к лицу – косметологи прекрасно знают свою работу. А вот взгляд изменился.

– Ты слишком открыта, – не раз говорил мне когда-то Макс. – Научись закрываться.

Я старалась, но поначалу не получалось. Долго не получалось. А теперь мои глаза как малахитовая дверь, которая лишь изредка приоткрывается. А чаще – зачем? Чтобы остальные увидели то же, что и я, – пустоту?

За эти годы я многому научилась.

Правильно двигаться, еще лучше готовить, следить за домом и создавать уют, понимать юмор друзей моего мужа, отвечать на колкие выпады их жен и подружек, смеяться и молчать в нужных моментах и ценить то, что есть.

Осталась самая малость – перестать мечтать о несбыточном.

Я долго не сплю, ни о чем не думаю, так, просто тону в какой-то смутной тревоге. Прислушиваюсь к шагам, но их нет. Обнимаю соседнюю подушку и все-таки засыпаю. Без сновидений, что редко бывает и потому непривычно, как будто на эту ночь исчезли яркие маркеры, которые еще долго раскрашивают утро.

Душ, кофе, завтрак – привычный ритуал. И то, что я захожу в дальнюю комнату будить мужа, тоже уже почти ритуал.

Мастерская просторная, южная сторона, но солнце, льющее в окна, Макса не беспокоит. Не трогает и картины, которые накрыты и повернуты к стенам, а вот к мольберту с новой работой проявляют интерес, как и я.

Макс так сладко спит на диване, что я даю ему еще пару минут. А сама тихонько приближаюсь к картине, над которой он работал всю ночь. Не просто смешивал краски – писал. Интересно, что его на этот раз увлекло?

Взглянув на холст, замираю.